Мститель

– Очень легко, сэр, отказать во въезде тем, кто явился сюда без гроша за душой, в поисках только одного – права на жизнь. Очень легко сказать «нет» и умыть руки. Ничего не стоит заявить, что этим двум беженцам из Азии здесь не место и они должны вернуться туда, где их ждет арест, пытки и публичная казнь. Но я спрашиваю вас, если бы так поступали наши отцы и их отцы, сколько людей, возвращаясь в свои залитые кровью страны, сказали бы: «Я пошел в землю свободы, я попросил предоставить мне шанс остаться в живых, но они заперли дверь и отослали меня умирать»? Сколько, мистер Росс? Миллион? Скорее, десять миллионов. Я прошу вас, не с точки зрения закона, не руководствуясь представленными мною убедительными доводами, но исходя из того, что Шекспир называл качеством милосердия, постановить, что в такой огромной стране, как наша, найдется место для одной супружеской пары, которая потеряла все, что у нее было, и просит только одного: шанса сохранить жизнь.

Норман Росс несколько минут раздумчиво смотрел на него. Потом стукнул карандашом по столу, словно судейским молотком, вынес решение: «В депортации отказано. Следующее дело».

Женщина из «Содействия беженцам», радостно улыбаясь, на французском рассказала Моунгам, что произошло. Теперь она и ее организация могли заняться процедурными вопросами. Адвокат более не требовался. Моунги могли оставаться на территории США под защитой государства и со временем получить разрешение на работу, статус беженца и в конце концов стать полноправными гражданами.

Когда женщина выговорилась, Декстер улыбнулся ей и сказал, что она может идти. Потом повернулся к мистеру Муонгу:

– А теперь пойдемте в кафетерий, и вы сможете рассказать мне, кто вы такие и что здесь делаете.

Говорил он на родном языке мистера Моунга. Вьетнамском.

На угловом столике в кафе на первом этаже Декстер внимательно осмотрел камбоджийские паспорта и другие документы, удостоверяющие личность их владельцев.

– Их проверяли лучшие эксперты Запада и признали подлинными. Где вы их добыли?

Беженец посмотрел на свою миниатюрную жену:

– Их изготовила она. Она – из нгхи.

Во Вьетнаме существовал клан, представители которого многие сотни лет были научной элитой Дайвьета, феодального государства, в середине девятнадцатого века завоеванного французами. Среди прочего они были удивительными каллиграфами. Мастерство передавалось из поколения в поколение. Они готовили все документы императоров.

Но времена изменились, в Индокитае надолго обосновались французы, потом появились японцы, в 1945 году началась освободительная война, и навыки нгхи нашли новое применение: некоторые из них переключились на изготовление поддельных документов.

Эта миниатюрная женщина в очках с толстенными линзами «сломала» глаза во время войны, изготовляя в подземной мастерской паспорта и удостоверения личности для агентов Вьетконга, настолько совершенные, что ее подопечные без опаски появлялись в любом южновьетнамском городе. При проверках их документы никогда не вызывали подозрений.

Кел Декстер вернул паспорта.

– Как я уже спрашивал наверху, кто вы и почему приехали сюда?

Жена начала плакать, муж накрыл ее руку своей.

– Меня зовут Нгуен Ван Тран. Я здесь, потому что бежал, проведя три года в концентрационном лагере во Вьетнаме. Это, во всяком случае, правда.

– Так чего ради вы притворялись камбоджийцем? Америка приняла много вьетнамцев с Юга, которые сражались на нашей стороне.

– Потому что я был майором Вьетконга.

Декстер медленно кивнул.

– Да, тут могли возникнуть проблемы, – признал он. – Рассказывайте. Все.

– Я родился в 1930 году, далеко на юге, у самой камбоджийской границы. Вот почему я свободно говорю на кхмерском. Моя семья никогда не разделяла коммунистических взглядов, отец был убежденным националистом. Он хотел видеть страну свободной от колонизаторов, тогда еще французов. И меня воспитывал в том же духе.

– Полагаю, это правильно. Но зачем было становиться коммунистом?

– В этом и заключалась моя проблема. Потому-то я и оказался в концентрационном лагере. Коммунистом я не стал. Только прикинулся.

– Продолжайте.