Впрочем, если он тут ляжет, то её убьют однозначно. Хотя бы для того, чтобы не оставить свидетеля. А потому погибнуть он не имеет права. Обязан победить. Для этого надо быть как можно ближе к этим ушлёпкам. Так он им и директрисы запутает, и сам сможет руками достать. Потому как пистолет тут бесполезен – пока одного валить будешь, второй тебя завалит.
– Мы из военной комендатуры Луганска, – рявкнула тётка. – Документы предъявите.
– Комендатура? – удивился Алексей. – Ну, это другое дело. А я-то уж думал… Сейчас, где они…
Он начал охлопывать себя по карманам. Потом приостановился на мгновение и предложил:
– Простите, может, мы выйдем в коридор? А то всё же больница… Жену у меня вчера ранило, – сокрушённо добавил он, делая ещё одно движение вперёд.
«Комендантские» опять переглянулись. Алексей говорил в расчёте на то, чтобы ещё на пару шагов сблизиться с автоматчиками. Этого хватило бы, тем более что рукоять пистолета уже легла в руку. Заодно набор больших движений – шаги, повороты, смена местоположений – скрывали, отвлекали внимание от движений мелких. От шевеления пальцев в кармане, снимающих оружие с предохранителя, от бросков взглядов, фиксирующих смену обстановки, от постановки ног в боевую позицию…
И он тихо радовался, что всё пока идёт как надо. Ибо не знал, разумеется, что его предложение донельзя точно соответствовало главной цели исполнителей – доставить заказанного живым на подвал. Так что для них высказанная фраером идея была вполне в тему. А баба его… хрен с нею! Насчёт бабы указаний не поступало.
Это соображение их расслабило. Как оказалось, напрасно.
Тот, что стоял справа от двери, кивнул, сделал шаг наружу. Тем самым отодвинул назад тётку. Второй, слева от двери и, соответственно, справа от Алексея, сделал шаг в сторону – проходи, мол, сначала ты. Грамотно, на первый взгляд: блокируется противник спереди и сзади. А по бокам – дверной косяк. Не дёрнешься. Но на деле в такой диспозиции есть очень серьёзный недостаток, который при умелом использовании может стать фатальным: конвоиры разделяют свои силы и ставят между собою сразу две преграды – стену и подконвойного. Удар ногой в заднего, выстрел в спину переднему, закрытая дверь – и задержанный в безопасности. Можно и наоборот – выстрел в заднего, пинок – переднему. Даже, может быть, и лучше – не надо затем тратить драгоценное время на контроль заднего. Заодно и с Иркой рядом живого злодея не окажется…
Порядок действий всплыл даже не в мозгу – во всей нервной и мышечной системе. Но мозг быстро пригасил излишнюю инициативу: главное сейчас было вытянуть противника из палаты, где лежит Ирка. А там уже разбираться, не рискуя, что её достанет шальная пуля.
Он мельком глянул на подругу. Ирка лежала в такой позе, будто собиралась вскочить. К беззвучно раскрытому рту поднесён кулак, а глаза… Глаза кричали. Безмолвно. За что Алексей был ей благодарен – любой посторонний звук мог вызвать резкую ответную реакцию «бойцов комендатуры».
Поэтому он ободряюще прикрыл немного веки: мол, всё будет в порядке. Ты только сама не дёргайся.
Тётка за дверью сместилась вперёд и вправо. Оружие она почему-то не доставала, хотя кобура на поясе была открыта. Тоже сбита с толку. Передний конвоир – а как его ещё назвать? – соответственно, сделал два шага влево-вперёд и начал оборачиваться. Алексей покорно следовал за ним.
Поймав, наконец, краем глаза, что последний из троицы, двигавшийся сзади, выписался из дверного проёма и на автомате потянулся закрыть за собою дверь, оборвав при этом зрительный контроль, Кравченко решил, что пора.
Сделав два мелких и спутанных, будто споткнулся, шага к переднему врагу, он пихнул его плечом, бросив левую руку на газовую трубку его автомата и отжимая ствол вправо-вниз. Вести наверх было неправильно: два трицепса оппонента всяко сильнее одного Лёшкиного бицепса. Одновременно он продолжил собственное движение вокруг плеча противника, разворачиваясь на левой ноге ему за спину и прикрываясь им же от возможного огня со стороны тётки. И освобождая себе директрису на заднего бойца.
Правая его рука уже вылетела из-под полы куртки с пистолетом. Оппонент сзади даже не успел поднять автомат, как в животе его образовалась неожиданная дырка. Ну, правильно: выстрел в ногу-руку не гарантировал, что вражина не откроет ответный огонь – это боль, но боль не оглушающая. Пуля же в голову или грудь вполне могла оказаться летальной, а это было лишним. Зато ранение в живот редко лишает жизни сразу, но и сопротивления оказывать уже не позволяет…
Оппонент такому доводу внял – отпустив оружие, он схватился обеими руками за брюхо и стал сползать вниз по косяку двери. Надо же правильно автомат держать, а не как кубинский повстанец в изображении молодого Иосифа Кобзона. Учились бы весною, как «вежливые» оружие держат…
Выход из строя одного из нападавших Кравченко фиксировал, однако, лишь краем глаза, основное внимание перенеся на оставшегося противника. Тётку он пока игнорировал – та опять впала в ступор, не делая ни одного движения.