Мстители гетто

Гестапо пронюхало и о делах нашей молодежи. Оцепили квартиру Нонки Маркевича (по Зеленой ул.). Туда до налета гестаповцев было доставлено несколько сот ружейных патронов и радиоприемник. Нонку, его десятилетнего братишку и мать со связанными на спине руками вели по всему гетто. Всю дорогу на голову 15-летнего комсомольца сыпались страшные удары, но он держался с достоинством и никого не выдал. Когда Нонку привели к юденрату, он громко воскликнул:

«Меня вы убьете, но останутся мои товарищи, — они вам отомстят!»

Провалы эти в большинстве своем были результатом недостаточной конспирации, недостаточной осторожности, необходимой даже в отношениях с самыми близкими людьми. Вскоре, однако, последовал новый удар, показавший нам, что и в гетто имеются провокаторы, готовые спасти свою продажную шкуру ценой уничтожения десятков борцов за дело народа.

31 марта 1942 года часов в 6 вечера на явку пришла Нина Лис с отчетом о своей поездке в западные районы Белоруссии. Результаты были неудовлетворительны, и Нина получила директиву на следующий день снова отправиться в путь с тем, чтобы точно выяснить, куда можно вывести из гетто стариков и детей (как уже упоминалось выше, речь шла о заброшенных уголках в районе Налибокской пущи).

Нина Лис

Связная подпольной боевой организации Минского гетто. Пала смертью храбрых в ночь на 31 марта 1942 г.

В 11 часов ночи все гетто всполошила пулеметная стрельба. Затаившись по углам, люди уже всю ночь не спали, — особенно в районе Абутковой, Коллекторной, Шорной и прилегающих улиц. Кое-как дождались утра, выглянули на улицу и увидели: стража гетто, немецкие евреи и случайные прохожие переносят убитых на кладбище. Мы узнали, что прошлой ночью гестаповцы оцепили двор по Коллекторной, № 18, где жила Нина Лис. Кто-то по-еврейски крикнул: «Нинка, открой!» Стали ломать запертые ворота, под окнами гестаповцы заложили взрывчатку и двери стали взрывать гранатами. Жители дома были выведены во двор в одном белье. Гестаповцы, как разъяренные звери, набросились на Нину и начали ее избивать, требуя, чтобы она сказала, где находится Ефим Столяревич. С крепко стиснутыми губами, прижимая к себе пятилетнюю дочурку, стояла Нина перед палачами и не проронила ни слова, хотя отлично знала, где он находится. После диких издевательств над своими жертвами гестаповцы их перестреляли. Спаслась только наша связная «Толстая Клара», которая спряталась среди убитых (впоследствии она погибла по пути в партизанский отряд). Она сообщила нам, что «Нинка, открой!» кричал М. Тульский, начальник 2-го участка охраны порядка в гетто, который за несколько дней до того виделся с нами на квартире у Нины. От Р. Рудицера мы узнали, что в ту же ночь, до этого, гестаповцы пришли к Тульскому и Серебрянскому, арестовали их и вместе с ними пошли по гетто разыскивать Ефима Столяревича, Михеля Гебелева, Зяму Окуня и Наума Фельдмана. Никого не найдя на местах, где, по их сведениям, эти люди должны были находиться, гестаповцы предъявили юденрату ультиматум: если к 12 часам утра Ефим Столяревич не будет передан в руки гестапо, будет расстрелян весь юденрат и значительная часть населения гетто в виде «приложения».

Связанные с нами люди в юденрате в панике спрашивали, что делать? В гетто воцарилась предакционная растерянность. Были такие, которые кричали, что «из-за одного не должно страдать все гетто», «пусть его поймают и передадут в гестапо». Мы провели краткое совещание с Михелем Гебелевым и Зямой Окунем и решили, что ни одного человека не отдадим врагу. Все разыскиваемые должны немедленно скрыться и не показываться на глаза, пока беда не минет.

Михель Гебелев и Наум Фельдман укрылись в испытанной подземной пещере на Замковой улице. Туда же пытался пробраться и Зяма Окунь, но так неосторожно, что попал в руки Розенблата, а затем был передан гестапо. Ефима Столяревича, с помощью д-ра Кулика, на носилках, как тифозного, перенесли в больницу и положили в отделение для заразных больных. Через Эмму Родову, Клару Железняк и «Толстую Клару» все время поддерживалась связь между руководящими товарищами и секретарями «десятков», чтобы работа ни на минуту не приостанавливалась.

Ночь 31 марта открывает новую главу в истории истребления евреев в Минском гетто. Начинается серия ночных «акций».

Ночью 2 апреля произошла расправа на Коллекторной улице, в доме № 20, где жил секретарь «десятка» Наум Брустин. Он погиб вместе со всеми жильцами этого дома, среди которых многие должны были через день-два уйти в партизанские отряды. Затем наступают страшные ночи на Крымской улице, на Танковой, Абутковой, Ратомской и других. Гетто лишилось сна. Каждый гудок автомобиля повергал в дрожь: «Чья очередь сегодня?» Целые семьи зарывались в «малины» — пещеры, где от недостатка воздуха гасла свеча. Только с наступлением утра люди вздыхали облегченно: еще одна ночь миновала!