Когда приводили в порядок старый постоялый двор, две спальни наверху превратили в жилые помещения для Ханны. Одна так и осталась спальней, а другая использовалась как гостиная, часть которой служила еще и маленькой столовой. Именно в этой комнате и должны были ужинать Ханна и ее гость.
Ханна обрадовалась, узнав, что Грант Эндикотт, высокий худощавый человек около тридцати лет, оказался южанином, джентльменом, родившимся и выросшим на побережье Южной Каролины. Его семья занималась морскими перевозками и недавно открыла контору в Бостоне; он, старший сын, заведовал этой конторой.
Сделав изящный поклон и поднеся к губам руку Ханны, Грант сказал:
– Вы понимаете, мадам, что я не знаю вашего имени?
– Ханна.
– Ханна? – Он глядел, подняв брови. – Просто Ханна?
– Это все, что вам нужно знать.
– Как вам угодно, мадам. Ах… – Он улыбнулся, не скрывая восхищения. – Вы с Юга. Когда я слышал ваше пение, я не был в этом уверен, но теперь знаю точно. Этот мягкий голос совершенно не похож на резкие, отрывистые голоса женщин Новой Англии! Я не ошибся?
– Я не скажу вам больше ничего, сэр. – Ханна улыбнулась. – Именно таинственностью, меня окружающей, я отчасти обязана своей здешней популярности. Неужели вам хочется сдернуть эту вуаль тайны?
– Ни в коей мере, мадам! – Глаза у него были теплого карего цвета, и взгляд их в настоящую минуту был серьезный и внимательный. – Но узнать вас как женщину… это совсем другое!
– Посмотрим, – проговорила Ханна несколько застенчиво. Потом отвернулась и добавила: – Не желаете ли выпить со мной вина, сэр?
– Благодарю вас. С удовольствием.
Ханна налила вина себе и гостю, и они уселись перед камином. Стоял холодный вечер, и у огня было очень хорошо.
Грант поднял свой стакан.
– За ваше здоровье, миледи.
Они выпили. Ханна немного волновалась перед свиданием, но вино сняло ее внутреннее напряжение, и теперь она радостно предвкушала предстоящий вечер.
– Эти женщины Новой Англии, о которых вы упомянули, сэр… вы, наверное, знали многих из них? – спросила она кокетливо.
– Ах, нет, боюсь, что не многих. – Грант вздохнул. – Они холодны, к ним трудно приблизиться.
– Но южанок вы таковыми не считаете?
– Леди у нас на Юге страстны и щедры по натуре. Я всегда встречал именно таких. – Теперь его взгляд сделался смелым и пылким.
В дверь постучали. Ханна откликнулась, и вошли две служанки, неся подносы, на которых дымились тарелки с ужином. Они расставили все на маленьком, покрытом скатертью столике, который стоял в углу комнаты.
Ханна и ее гость сели друг против друга за стол, освещенный свечами. Ужин был в южном стиле: сладкий картофель, соленая ветчина, горох, кукурузные лепешки, которые, как решила Ханна, Бесс приготовила собственноручно. Венчал все это восхитительный пудинг.
Грант ел с наслаждением.
– Ах, домашняя стряпня! – Он вздохнул. – Мне так не хватает ее в Бостоне. Здесь все вываривают до невозможности. Признаюсь, именно ваша кухня, мадам, привлекла меня поначалу в ваше заведение. Потом, конечно… – Он оторвался от еды и посмотрел на молодую женщину. – Потом я услышал ваш сладостный голос, увидел вашу красоту. И пропал.
– Вы чрезмерно льстите мне, сэр, – сказала Ханна, опустив глаза.
– Это не лесть, мадам. Это правда, клянусь вам. – Он потянулся через стол и легко сжал ее руку.
Когда с ужином покончили и убрали со стола, Ханна проводила обеих служанок до двери и незаметно заперла ее за ними.
Потом повернулась к Гранту, расположившемуся у огня.
– Глоток бренди, сэр?
Он пошевелился и оглянулся на нее с несколько неуверенным видом.
– Уже довольно поздно, мадам.
– Вовсе нет. Я редко ложусь раньше полуночи.
– В таком случае я принимаю ваше предложение.
Наполнив бренди два бокала, Ханна почувствовала, что ей тепло и хорошо и что она страстно жаждет наслаждений. Когда Грант увидел, что Ханна тоже выпила бренди, брови его взметнулись, но он промолчал.
На этот раз она подсела к нему поближе. Он смущенно съежился, но не отодвинулся. А у Ханны слегка закружилась голова – она впервые выпила столько вина со времени больших балов в «Малверне».
Бренди развязало Гранту язык, и гость принялся болтать о Южной Каролине; очевидно, он страшно тосковал по родине. Ханна почти не слушала его, устремив взгляд на пламя и делая время от времени подходящие замечания.
Внезапно Грант выпрямился, взгляд его упал на тикающие часы, стоящие в углу.
– Мадам! – воскликнул он. – Тысяча извинений! Уже поздно, очень поздно. Я слишком злоупотребил вашим гостеприимством…
– А почему вы должны уходить? – прошептала она. – Вы – мой гость, а я еще не просила вас удалиться. – И рука молодой женщины слегка задержалась на его колене; Ханна повернула голову, лежавшую на спинке диванчика, губы ее были зовуще близки.