Мстительное сердце

Вернер молчал. Не запретить ли Майклу ехать? Но он колебался слишком долго, и Джон, приняв его молчание за согласие, накинул на Черную Звезду уздечку и вывел его из денника. С помощью второго раба Джон положил на спину жеребца седло и затянул подпругу под животом коня. Тот стоял на удивление послушно, устремив влажные глаза на Майкла, словно предвкушал, как помчится сейчас через ночной мрак с Майклом на спине.

Усмехнувшись, Майкл принял у Джона поводья. Сильный прыжок – и вот он уже в седле. Вся одежда Майкла была черного цвета, если не считать белой рубашки с кружевным воротником, поэтому юноша казался одним целым с конем. Он натянул поводья, конь встал на дыбы. У Вернера мелькнула мысль о кентавре, но он отогнал ее – слишком уж она была фантастичной.

Конь опустил копыта, и земля дрогнула. Молодой человек легко сжал каблуками черные сверкающие бока.

Вернер шагнул вперед.

– Сынок, подожди! Куда ты?..

Но поздно. Черная Звезда уже мчался к открытой двери конюшни; Майкл управлялся с ним с легкостью опытного наездника.

Он повернул голову к Вернеру, ярко сверкнули белые зубы. Молодой человек что-то прокричал, но слова заглушил грохот копыт, а потом и конь, и наездник исчезли в ночной тьме.

Подойдя к дверям, Вернер еще долго вслушивался в затихающий стук копыт.

Наконец он направился к дому, тяжело ступая, пытаясь придумать объяснения неожиданному исчезновению сына, – ведь кое-кто из гостей еще оставался.

Майкл и раньше, бывало, не ночевал дома иногда по две-три ночи. Но прошла неделя, как от него не было никаких вестей, и Вернер забеспокоился. Он отправился в Уильямсберг. Большинство из тех, кого он спрашивал о сыне, отворачивались. Через некоторое время Вернер отыскал Майкла – за игрой в карты в одном из самых низкопробных заведений на Глочестер-стрит, в том ее конце, который пользовался дурной славой. Молодого человека окружали жуткие личности – настоящий уличный сброд, лицо Майкла опухло от спиртного, заросло щетиной, одежда была мятой и грязной.

Войдя, Вернер заметил, что перед Майклом возвышается горка выигранных денег.

Он постоял немного, не замеченный игроками. Вернер знал, что избаловал сына. Так ли уж это противоестественно, если речь идет о твоем единственном ребенке? Но Вернер всегда твердил себе, что с возрастом мальчик изменится к лучшему. Оказалось, он ошибся.

Темная ярость охватила Вернера – ярость, дотоле ему не известная. Он шагнул к столу.

Увидев отца, молодой человек отпрянул. Он улыбнулся язвительной и даже жестокой улыбкой.

– В чем дело, отец?

Вернер был охвачен таким гневом, что не решался заговорить. Обретя дар речи, он сказал:

– Майкл, могу я поговорить с тобой?

Тот беспечно махнул рукой:

– Валяйте, отец.

– Наедине, если возможно.

На мгновение их взгляды скрестились. И Майкл отодвинул свой стул от стола.

– С вашего позволения, джентльмены. Я скоро вернусь.

Резко повернувшись на каблуках, Вернер вышел. Он не посмотрел, поднялся ли Майкл, но слышал его шаги у себя за спиной.

Выйдя на улицу, Вернер обратился к сыну:

– Когда ты собираешься домой, мальчик?

– Мальчик? Мне уже стукнул двадцать один год, отец. Забыли? – Майкл вздернул подбородок. От него разило вином. Он проговорил с нарочитой дерзостью: – Я раздумываю, возвращаться ли мне домой или нет. Я еще не решил.

– Стало быть, ты намерен остаться здесь и предаться беспутству? – Голос Вернера задрожал.

– В этом занятии есть много привлекательного. В конце концов, отец, я уже взрослый человек. И намерен жить так, как хочу.

– На что же ты будешь жить? От меня ты денег не получишь!

– Я могу отлично прожить и картами. Оказывается, я неплохой игрок.

– Мой сын – картежник, пропащий человек! Я не допущу этого! Какой позор!

Майкл улыбнулся еще шире.

– Вы что, отец, боитесь опозорить доброе имя Вернеров?

– Твое место в «Малверне»!

– Вы считаете, я должен пребывать там, работать, как раб, на плантации и уморить себя тяжелым трудом, как это сделала моя мать?

Вернер был так изумлен этим обвинением, что потерял дар речи.

– Твоя мать умерла от лихорадки! Если она много работала, таково было ее желание.

– В «Малверне», отец, вы – хозяин. – Теперь Майкл не скрывал насмешки. – Там ничто не делается вопреки вашему желанию.

– Это неправда! – Малкольм Вернер уже не просто гневался – он был потрясен и оскорблен до глубины души. Что побудило Майкла сказать такое? Вино ли затуманило ему голову? Или он вынашивал подобные мысли все эти годы? Вернер с мольбой протянул руку. – Не может быть, чтобы ты так думал, сынок! Прошу тебя, скажи, что ты пошутил!

Майкл с равнодушным видом отвернулся. Он достал толстую сигару и повертел ее в пальцах.

– Никаких шуток, отец. Я говорю то, что думаю.

Вернер смутно сознавал, что поблизости толпятся какие-то люди, без сомнения, внимательно прислушиваясь к их разговору. Призвав на помощь всю свою гордость, он выпрямился.

– Коль скоро ты упорствуешь в своих заблуждениях, мне ничего другого не остается, как отречься от тебя!

– Вы опоздали, отец. – Майкл жестом остановил отца. – Я сам ныне и на этом самом месте отказываюсь носить имя Вернеров.