Муассанитовая вдова

Отношение Селесты к цваргам и каждая ее фраза в адрес собственной расы выбивали почву из-под ног. Я хотел – по-настоящему хотел! – рассказать все, но стоило разговору зайти о цваргах, как она резко замыкалась в себе, а в воздухе разливались эманации кислого страха. Один раз удалось буквально выпытать у нее, что все же один друг на Цварге у нее был – Мишель. Смесок с наростами вместо полноценных рогов, и, видимо, поэтому Селеста изначально относилась к нему хорошо. С улыбкой она еще рассказала и о Люке, мальчике с Зеркального рынка, где она закупала свежие овощи и фрукты.

Было так странно слышать о родной планете из уст Селесты… Всю жизнь Цварг был для меня домом – когда я бороздил космос на «Сверхновой», когда сидел в заключении на астероиде, когда меня похищали пираты… Вроде бы не рассказала ничего нового, и в то же время все, что она говорила, вверх дном переворачивало мои представления.

Я всегда считал, что Планетарная Лаборатория не так уж и плоха, особенно если учесть, что женщинам предоставляли выбор среди мужчин. Селеста же ненавидела эту организацию. Все, за что я ценил родину – высокий уровень жизни населения, финансовая стабильность, красивая природа, качественное образование, льготы для женского населения, – меркло в глазах любимой по сравнению с тем, что приходилось ей терпеть. Само название планеты стало для нее синонимом абсолютного зла. То, что Оенталь со своими кислотными дождями, высоким уровнем преступности и диковатыми оршами казался ей более чем приемлемым местом для жизни на ближайшие десятки лет, пугало.

Не представлял, как и заикнуться о том, что одной с ней расы…

Сомнения оголодавшим хищником раздирали плоть и душу. Я должен был сказать! Или не должен?..

Дни потекли полноводной рекой, такой же быстрой, как ручьи кислотника за окном. Когда разговор не касался расы, Селеста была весела и беззаботна. Мы вместе смотрели голофильмы, я рассказывал ей о космосе и приключениях на «Сверхновой», вечерами она творила кулинарные шедевры и требовала все перепробовать, а ночами… мы редко спали.

Я и представить не мог, что с цваргиней может быть так хорошо! Селеста была теплой. Она практически угадывала мои мысли, заканчивала за меня предложения, смеялась шуткам. В груди трепетало от одного ее присутствия рядом. От взгляда. Случайно брошенной фразы или свежих, как ветер с гор, эмоций. От того, как она забрасывала на меня ноги, когда садилась рядом на диван, чтобы почитать книгу, а я в это время подсоединялся к инфосети и перебирал карты галактик. Я наконец-то с пугающей четкостью осознал, почему мне так хорошо с Селестой, – она была моей второй половиной во всем.

Днем меня наполняло бесконечное счастье, по вечерам эта неповторимая женщина и вовсе заставляла забыть, на какой планете мы находимся, а ночью она сворачивалась клубочком, доверчиво прижимаясь всем телом. Под барабанящие звуки дождя я молча рассматривал ангела в своих руках и с горечью думал о том, как далеко все зашло.

Согласно законам Цварга я обязан был вернуть ее на родину, а с учетом нападения рептилоидов около «Гаванны» это было бы логично и правильно. С другой стороны, если я настою на том, чтобы вернуться на безопасный Цварг, нас точно разлучат. Кто я и кто она? После смерти Фьенны мою анкету автоматически убрали из базы Планетарной Лаборатории. Если уж ее приятель-юрист не рискнул заключить брак, когда Селеста в этом отчаянно нуждалась, то у меня не остается и призрачного шанса. И все-таки речь шла о ее жизни. Что есть жизнь Селесты в сравнении с моей к ней привязанностью? Рано или поздно, так или иначе, мне надо будет убедить ее вернуться на родину.

Собственная нерешительность разъедала душу медленно и неотвратимо, как кислота пережигает органику, но тревожные размышления меркли перед осознанием: мне придется рассказать Селесте правду. И будет лучше, если я сделаю это сам, чем если она догадается по моим многочисленным обмолвкам… Каждую ночь я смотрел на мирно сопящую цваргиню и думал, что она возненавидит меня, и оттягивал момент истины, как приговоренный к казни. Время ускользало песком в песочных часах. Оно превратилось в дождь, который крупными каплями оседал на стеклах и скатывался, скатывался…

«Надо сказать ей правду. Пока еще не поздно…»

К сожалению, «поздно» наступило слишком рано.

Селеста Гю-Эль