Мученик англичан

Последние слова приговора отличались ужасным лаконизмом: назначена смертная казнь, исполнение которой должно произойти безотлагательно.

Пленнику предоставили всего четверть часа, чтобы он приготовился предстать перед Всевышним.

Согласно закону, секретарь спросил осужденного, не желает ли он сказать что-нибудь относительно применения наказания.

– Я прошу, чтобы мне дали поговорить несколько минут с моими друзьями Франческетти и Натали, – сказал Мюрат.

– Это невозможно, – ответил секретарь, – мне дозволено допустить к вам только духовника.

Пока ходили за священником, Мюрат выразил желание написать жене и твердым почерком начертал следующие строки:

«Дорогая Каролина! Наступил мой последний час; через несколько секунд я перестану жить, а ты лишишься супруга. Не забывай его никогда; моя жизнь не была запятнана никакой несправедливостью! Прощай, мой Ахилл, прощай, моя Летиция, прощай, мой Люсьен, прощай, моя Луиза! Покажите себя достойными своего отца, милые дети! Я покидаю вас лишенными королевства, лишенными имущества, посреди многочисленных врагов; покажите, что вы стоите выше несчастья! Помните о том, кто вы и кем были; не проклинайте мою смерть; заявляю, что наиболее тяжелым в последние минуты моей жизни для меня является необходимость умереть вдали от моих детей».

Когда король окончил свое предсмертное письмо и передал его капитану Стратти, явился священник Масдеа, чтобы исповедовать его. Мюрат принял духовника почтительно, но сказал ему:

– Нет, нет! Я не хочу исповедоваться, потому что не совершил греха.

Священник настаивал, а затем, воспользовавшись смятением и грустью этих последних минут, вынудил у осужденного несколько слов исповеди и дал краткое отпущение грехов. Чтобы показать, как успешно выполнил он свою миссию, Масдеа умолял короля написать на клочке бумаги подтверждение своей исповеди.

– Хорошо, – сказал Мюрат, – так и быть, напишу в угоду вам!

И он поспешно набросал:

«Я умираю добрым христианином, готовясь исполнить волю Божию».

Капитан Стратти, отвернувшись, чтобы скрыть слезы, доложил тогда королю:

– Ваше величество, пора!

– Хорошо, я готов! Я следую за вами, капитан, – ответил Мюрат.

Короля вывели на эспланаду. У него слегка потемнело в глазах, когда он очутился на открытом воздухе и ярком солнце. Взвод из двенадцати солдат с заряженными ружьями был выстроен лицом к замку в ожидании осужденного. Мюрат спокойно осведомился, где ему встать, и ему указали стену возле лестницы замка, где было поставлено кресло. Увидев его, король сказал презрительным тоном, что умрет стоя. Тогда ему предложили завязать глаза и повернуться спиной к экзекуционному взводу. Мюрат, пожимая плечами, возразил:

– Я много раз видел смерть лицом к лицу и сумею не опустить перед нею взора до моей последней минуты.

Место, выбранное для казни, было чрезвычайно тесно. Солдат выстроили в три шеренги, и ружейные дула почти касались груди осужденного. Стоя перед ними с поднятой головой и гордым, спокойным взором, Мюрат сказал:

– Солдаты, исполните свой долг! Стреляйте в сердце! Пощадите мое лицо!

Потом своим громким, повелительным голосом, которым он давал сигнал к атаке на русских или австрийцев, он скомандовал: «Пли!»

Грянул залп, и в облаке порохового дыма Мюрат показался по-прежнему стоящим с прижатой к груди рукой. Можно было подумать, что он невредим. Затем вдруг его высокая фигура склонилась и рухнула наземь: короля Иоахима Мюрата не стало!

Царственные останки уложили в убогий гроб, который с наступлением сумерек понесли на кладбище. Дорогой носильщики уронили свою ношу, и кое-как сколоченные доски рассыпались. Гроб раскрылся и окровавленный труп короля предстал взорам испуганных солдат. Шесть пуль пробили грудь казненного, одна пронзила правую щеку, изуродовав благородное воинственное лицо. Гроб снова сколотили на скорую руку и бросили в общую могилу. Неаполитанские Бурбоны успокоились. Вся европейская реакция ликовала. Священный союз покончил разом с зятем Наполеона; все ожидали, что английские палачи разделаются в свою очередь с императором Наполеоном, но те жестоко затягивали свое мучительство. Хадсон Лоу оказался безжалостнее Трентакапилли и короля Фердинанда.

Дикая и шумная радость поднялась во всех европейских дворах при известии о казни Мюрата. Страх перед Наполеоном, заточенным на пустынном острове, заставлял смотреть на смерть бывшего короля Обеих Сицилий как на устранение грозной опасности. Разве нельзя было опасаться, что в случае бегства императора с острова Святой Елены он нашел бы твердую опору в своем зяте, даже и лишенном Неаполитанского королевства? Имя Мюрата было по-прежнему окружено ореолом славы в глазах бывших солдат империи. Его гибель отнимала лишний шанс у бонапартистской реставрации.

Английский посланник Уильям Коурт, поздравляя Фердинанда IV на другой день после казни, прибавил:

– Англии следовало бы взять пример с вашего величества. Мы безумцы, что не велели расстрелять другого негодяя.

«Другой негодяй» – это был император Наполеон.

XXV