Читаем Мученики ленинградской блокады. На краю жизни полностью

В октябре разбомбили главный дюкер. Так называлась труба от водопроводной станции, что была на углу улицы Воинова и Водопроводного переулка. Из-под земли долго бил фонтан, вокруг которого образовалась огромная воронка. Петя понял, что город остался без воды. За водой пришлось ходить на Неву. Иногда мама брала его с собой. Он навсегда запомнил трудный путь к проруби зимой сорок первого. На лед приходилось скатываться на спине, как с горки, а обратно… надо было собрать остатки сил, чтобы и самим выбраться, и воду сохранить. Многие оставались на невском льду навсегда. Ложились рядом со своими ведрами и застывали. Их оттаскивали в сторону от протоптанной тропы, к замерзшим штабелям мертвых тел… Петя помнит и это. Покойников он перестал бояться. Их было много на улице, и приходилось обходить их. Это было трудно.

К зиме Петин дом опустел, остались всего лишь две семьи. Дом казался безлюдным. И вот по ночам стали приходить какие-то люди и потихоньку разбирать дом на дрова. Снимали двери, вынимали рамы, выламывали перила, разбирали полы, и с этим ничего нельзя было сделать. Дом был обречен. Пришлось переехать к дальним родственницам тете Дуне и Вере. Комнатка была маленькой и холодной. Спать приходилось на полу, вповалку, не раздеваясь. Пете всегда хотелось есть, мучительно хотелось. В голове застыла единственная мысль: что бы поесть… А есть было нечего.

К декабрю все были крайне истощены. Петя помнит, как однажды сквозь сон услышал голос тети Дуни: «Ну, бабоньки, кажется, он заснул, давайте попьем чайку». Мальчик насторожился и, как только звякнула чашечка, моментально сел и молча уставился голодными глазами на стол. «Ложись, чего ты вскочил, как ванька-встанька? — рассердилась тетя. — Тебя же кормили». Петя не помнил, когда это было, да и было ли это когда-нибудь… Но зря он надеялся: на большом столе не было никакой еды. Только чашки стояли. Женщины пытались согреться пустым кипятком….

Петина мама, Ольга Арсентьевна, работала в Николаевском войсковом госпитале на Суворовском проспекте. Раненых было много, и ей часто приходилось оставаться в госпитале на ночь. Петя помнит, как однажды поутру тетя Дуня и Вера не смогли открыть входную дверь, чтобы пойти в булочную и занять очередь за хлебом. Он пытался им помочь, но сил не было. Пришлось томиться до вечера без хлебного пайка. Вернувшись с работы, Ольга Арсентьевна увидела, что у самой двери лежал замерзший покойник.

Когда Петя стал совсем плох, мама отнесла его в госпиталь, и какое-то время он вместе с детьми маминых сотрудников жил в огромном сводчатом подвале, где разместились палаты для раненых. Только операционные и перевязочные находились на первом этаже.

Как только мальчику полегчало и он смог встать на ноги, ему нашлось дело. Вместе с новыми друзьями-погодками он навещал раненых. Дети читали стихи, пели и даже пытались плясать, но это не получалось: сил не хватало. Перевязанные бинтами бойцы осторожно прикасались к ним, ласково улыбались и плакали. Это было страшно: совсем взрослые мальчики и дяди плакали. Петя подумал, что, наверно, они тоскуют о своих младших братишках и сестренках и удивляются, что среди военных ужасов каким-то чудом уцелели хрупкие, маленькие «заморышки».

На одном из концертов Петя испытал страшное потрясение. В палате, где они выступали, лежал огромный матрос, весь забинтованный, как кукла. Только одна рука была свободна. Он очень страдал от боли и вдруг рванул бинты на груди. Хлынула кровь, и матрос умер. Детей тут же увели. На всю жизнь мальчик запомнил эту смерть.

К весне сорок второго Петя совсем занемог. Он тихо лежал на кушетке в состоянии какого-то оцепенения. Иногда засыпал, но сон был призрачен и прерывист. Он умирал… Но вдруг совершилось настоящее чудо. Пришла мама и принесла Белую Булку. Она отрезала большой кусок и намазала его Маслом!! И посыпала Сахаром. Петя откусывал маленькие кусочки, медленно-медленно жевал и с большим трудом проглатывал. Быстро есть он не мог, даже на еду не хватало сил. Мама стояла рядом и плакала. Мальчик съел весь кусок и… воскрес. С этого дня он стал оживать. Дистрофия отступила, и Петя остался жив!

Настало лето, ленинградцы принялись за огороды. Мама вскопала землю под окном и посадила морковку и репу. Петя с нетерпением ждал урожая, но не смог удержаться и съел чуть подросшую зелень.

Зимой сорок третьего мальчик увидел своего папу, в последний раз. Отец воевал в пригороде. Петя помнит, как они с мамой ехали на трамвае, а потом долго шли и вдруг у шлагбаума увидели отца и его машину. Через несколько дней отец погиб в бою смертью храбрых. Автоматная очередь сразила его наповал. Похоронка пришла в сорок пятом гоу. Рано кончилось Петино детство.



[11] Цветков Петр Николаевич по окончании института свыше 40 лет работает в области электронной связи. Отец Натальи, дедушка Машеньки и Егорушки. Живет в Санкт-Петербурге, на улице Верности.

















Светлана Магаева

НА КРАЮ ЖИЗНИ






_______________________________________________

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза