Мученики ленинградской блокады. На краю жизни

В детском доме не было детишек с таким ужасным истощением. Никто не думал, что Таня выживет, но самоотверженная воспитательница делала все, что могла, чтобы облегчить ее страдания и поддержать робкий огонек надежды. Она обмывала девочку и по многу раз в день меняла ей белье, дежурила у ее кроватки по ночам, бережно брала ее на руки и носила по комнате, слегка покачивая, как малое дитя. Девочка успокаивалась и дремала, просыпаясь всякий раз, как ее опускали в кроватку, и жалобно просила покачать еще и еще. Бедная воспитательница еле держалась на ногах от усталости, но, сменив перепачканную рубашку девочки, покорно брала ее вновь на руки и тихо укачивала. Каждое утро она пристально смотрела на свою подопечную и бодрым голосом объявляла, что сегодня та выглядит намного лучше, чем вчера. И Танечка верила ей, ей так хотелось верить. Они вместе мечтали, как она встанет на ноги и выйдет на улицу погреться на солнышке…

Таня часто спрашивала, не умрет ли она, и все мы дружно уверяли, что она обязательно поправится и снова сможет бегать и прыгать, хотя сами не верили в чудесное исцеление. А она верила нам и робко улыбалась. Она не переставала беспокоиться о младшей сестричке, Сонечке, которая после смерти их мамы попала в детский дом грудничков, откуда ее быстро переправили на Большую Землю. Вскоре кто-то удочерил малышку.

Создавалось впечатление, что тревога за сестренку не позволяет нашей Тане покориться смерти. Наверно, так оно и было. И случилось невероятное: смерть испугалась воли ребенка и отступила. Понос внезапно прекратился, пролежни стали заживать и мало-помалу затянулись, и девочка начала поправляться. Потребовалось немало времени, чтобы она встала с кровати и смогла сделать несколько коротких шагов, но она встала и пошла. Все взрослые и дети собрались посмотреть на это чудо. Танечка улыбалась и уже шутила: «Не все сразу, не все сразу, подходите по очереди». Все это было непостижимо и утешительно. Каждый дистрофик подумал, что уж если Таня Уткина смогла выжить, то он-то непременно доживет до Победы, и в том, что многим это удалось, есть ее заслуга.

В конце войны справочная служба выяснила, что Соню удочерили в далеком тылу. Приемная мама приехала за Танечкой, и наша подружка какое-то время погостила у доброй женщины. Но что-то не сложилось в новой семье, и она возвратилась в детский дом.

Светлана Магаева

НА КРАЮ ЖИЗНИ

_______________________________________________

АЛИК

май 1942 — осень 1945

Алику не было и четырех, когда умерла его мама. Закутанного в детское одеяльце, его принес в детский дом какой-то военный. Алексей он или Александр — Алик не знал, да в то время это было не так уж важно. Мальчик был тщедушным и сонным, ничего не помнил и не отвечал на вопросы. Мы подумали, что он разучился говорить — это бывало с малышами блокадной поры. Особых тревог он не вызывал, так как быстро съедал свою порцию баланды и с молчаливой мольбой смотрел, не дадут ли еще. Добавки не было, и он покорно ложился на свою подушку и тут же засыпал до новой еды.

Зимой мы молча лежали на своих кроватях, ни на что не реагируя, даже на звук сирены, оповещающей о воздушной тревоге. Но летом приободрились и стали выползать на улицу, чтобы погреться на солнышке. Силы понемногу прибавлялись, особенно после того как нам стали выдавать по половине яичка в день. Вареные яйца привозили на самолетах и отдавали в детские дома. Это было восхитительное лакомство, от него исходил запах мирной жизни.

Проглотив половинку яичка, Алик улыбнулся и заговорил. Что он говорил — не помню, но что-то очень радостное для нашего слуха, потому что все заулыбались и закивали, подбадривая малыша. Говорил он чисто для своих лет, но слова выговаривал с явным усилием долго молчавшего ребенка. Вскоре речь его убыстрилась, и он стал болтать без умолку с утра до вечера. Симпатичное личико утратило обычную бледность. Наш Алик обаятельно улыбался и болтал с явным удовольствием. Он был малышом по сравнению с нами, и девочки наперебой оказывали ему мелкие услуги, хотя и боялись обидеть его будущее мужское достоинство. Но Алик и не думал стесняться и называл все своими именами, позволяя спускать и надевать штанишки на трогательных лямочках. Особых хлопот он не доставлял, и со временем его и вспомнить было бы нечем, если бы не прямое попадание снаряда во флигель нашего дома…

Обстрел начался внезапно и без предварительного объявления воздушной тревоги. Как-то необычно громко грохотали разрывы, и не было слышно воя снарядов. Били по нашему микрорайону. Детьми и взрослыми овладела паника впервые за все время нашей детдомовской жизни. Почти все побежали на черную лестницу и устремились вниз. Я осталась в спальне, потому что у меня не было достаточно сил, чтобы бежать, да и убежища у нас не было. Про Алика в спешке забыли, и он жалобно плакал, забившись под кровать.