Мучная война

— Наш друг Ноблекур прав, именно на это всегда указывают сторонники Тюрго, твердолобые экономисты, поддерживающие его доктрину. Они поют ему хвалы, в то время как, будучи в Лимузене, сей великий человек всего лишь экспериментировал и проводил опыты…

— Он упразднил натуральную дорожную повинность, а это большое облегчение для тех, кому приходилось ее выполнять! Следовало бы распространить этот опыт на все королевство.

— Согласен, — произнес Бурдо, — но в остальном нельзя сказать, что он преуспел, ибо край по-прежнему остается очень бедным. Он успешно выступил против спекулянтов и скупщиков. Он пытался заменить зерно картошкой и пресечь спекуляцию с помощью закупок за границей. Более того, он пожертвовал частью собственного состояния, чтобы облегчить положение нуждающихся. Его повышение — назначение на должность генерального контролера — привело в восторг его искренних приверженцев. До сих пор они изъяснялись языком философов, ораторов и моралистов, отныне они в качестве законодателей готовы выступить даже против трона. Они издают кипы брошюр, прежде всего против откупщиков и финансистов. Но что из этого выйдет? Могущественные силы, против которых ополчился Тюрго, но чья поддержка ему необходима, стакнутся против него и постараются поставить заслон его реформам.

— Так что же говорит Бертен? — спросил Ноблекур. — А главное, что он думает о человеке, возглавляющем сейчас наше правительство? Каков у него характер? Ведь это главное, ибо действие есть лишь отражение того, кто его совершил. Никогда законодатель не бывает столь бессилен, как в тех случаях, когда нрав его не соответствует его честолюбию. Умение мыслить последовательно еще не означает быть справедливым.

— Прежде всего, министр отмечает невероятную гордыню генерального контролера. Он снисходительно внимает слухам, что род его якобы восходит к датскому королю Торготу, потомку самого бога Тора! Затем, не надо забывать, что он под именем аббата Ранкура окончил семинарию Сен-Сюльпис. Увлеченный новыми идеями, он сначала вошел в состав Парламента, но сохранил по причине своего семинарского образования вкус к полемике; обладает тяжелым стилем речи, а его разговоры более всего напоминают утомительное отступление от темы…

— Тот, кто снабжает меня свежими новостями [17], утверждает, что у него хрупкое здоровье и он подвержен приступам подагры. В его семье все умирали молодыми: его брат скончался в сорок девять лет, а ему уже сорок восемь…

— В самом деле, — продолжил Лаборд, — мне кажется, его неотступно преследует какая-то мысль. Он часто болеет, нередко бывает медлительным и рассеянным в работе. А иногда он торопится, перескакивает сразу через несколько ступеней, не считает нужным подготовить общественное мнение, требует немедленного проведения реформ и не желает считаться с последствиями.

— Никогда не следует забывать, — назидательно изрек Николя, — что лучшим союзником государственного мужа является время; без него не бывает решительной и окончательной победы.

— Бертен крайне обеспокоен. Число противников Тюрго возрастает даже в совете. Лучшие качества и добродетели генерального контролера по причине его неловкости и неуклюжести зачастую оборачиваются против него. Например, госпоже де Брион, просившей у него о каком-то незначительном послаблении, он ответил, что она должна понять: царство женщин осталось в прошлом.

— Неужели достойная дама не нашлась, что сказать в ответ?

— О, разумеется, она немедленно, словно мячик, бросила: «Да, я это вижу; но, увы, этого нельзя сказать о царстве мужланов».

Неожиданно посерьезнев, Лаборд извлек из кармана листок бумаги.

— Бертен передал мне письмо аббата Галиани от 17 сентября 1774 года, адресованное госпоже д’Эпине. Содержание его настолько поразило меня, что я попросил разрешение скопировать его. Слушайте:

«Остается слишком мало времени, чтобы претворить в жизнь его систему. Он накажет нескольких мошенников, будет ругаться, сердиться, захочет сделать что-нибудь хорошее, но всюду наткнется на противодействие, трудности, оппозицию. Кредит уменьшится, его возненавидят, скажут, что он не справляется со своими обязанностями, и восторги начнут остывать. Снова станут говорить, что тот, кто предоставил столь добродетельному философу место, которое он занимает в нашей монархии, совершил ошибку. Свободная продажа зерна сломает ему шею. Мы уже видим начало конца».