Мучная война

Она, похоже, вздохнула с облегчением.

— Тем не менее вы и ваш друг по-прежнему числитесь среди подозреваемых в убийстве мэтра Мурю, а ваш друг, похоже, еще и среди возможных убийц Камине. Этот субъект угрожал вам, и есть свидетели, видевшие, как Парно склонился над его телом.

Двигаясь на ощупь, Николя позволил себе несколько изменить истину. Ответ последовал незамедлительно.

— Это все ложь, он к нему не приближался.

Он решил не прерывать ее взволнованную речь.

— Нет, он к нему не приближался, — повторила она тише, — и я могу это подтвердить.

— Он сам вам об этом сказал?

Ее бледное лицо залилось краской, и она расплакалась. Ему стало жаль бедную девушку, не видевшую конца своим несчастьям.

— Да.

— В таком случае это всего лишь слова, не подтвержденные доказательствами, а потому не имеющие силы. Так что Парно по-прежнему остается одним из подозреваемых.

Она закашлялась.

— Я была там… я там… была… шла следом за Парно, когда он пошел по улице… Опасаясь худшего, я притворилась спящей, а сама выскочила следом за ним!

— И он вас не заметил?

— Нет. По возвращении мне не удалось ни догнать его, ни перегнать. Шел дождь. Так что я вернулась после него. Он с ума сходил от беспокойства. Мне пришлось ему во всем признаться.

— Потом вы пошли к Мурю?

Она со страхом глядела на него.

— Нет, господин Николя. Мы легли спать. Чтобы как обычно, в назначенный час прийти в пекарню.

— Помните, мадемуазель, все ваши слова мы тщательно проверим. Мне очень хочется вам верить, и я надеюсь получить доказательства вашей правдивости.

— Что с моим другом?

— Он тревожится за вас; успокойтесь, я сообщил ему о вашем состоянии.

Он вышел из камеры. Каждое новое показание, словно лист карточного домика, опиралось на предыдущее. Достаточно одного ложного признания, и все сооружение рушилось, ставя под сомнение с трудом выстроенную версию. Взяв фиакр, он, чтобы обмануть слежку, если таковая имелась, велел везти его на площадь Руаяль. Там он попросил высадить его и, велев кучеру ждать на углу улиц Эгу и Сент-Антуан, прогулочным шагом дважды обошел площадь, дошел до улицы Эшарп, вошел в церковь Сент-Катрин, прошел ее насквозь и вышел через боковой придел; оглядевшись и не заметив ничего подозрительного, он отправился к ожидавшему его фиакру. Прибыв в Венсенн, он попросил кучера подождать его неподалеку от крепости, а сам, избрав сложный и извилистый путь, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, пешком отправился в крепостной замок.

Вход в крепость преграждали два подъемных моста: мост поуже предназначался для пеших посетителей, мост пошире — для экипажей. Далее ему пришлось пройти через трое хитроумных ворот. Предъявив удостоверяющую его полномочия бумагу подозрительному привратнику и приданному ему в помощь часовому, он очутился во дворе перед высоким донжоном, напомнившим ему башню Элвен, старинную бретонскую крепость. В свое время он вместе с отцом, маркизом де Ранреем, часто охотились на волка неподалеку от ее мощных стен. Глубокий сорокафутовый ров, окружавший тюремный замок, делал его неприступным. Донжон насчитывал шесть этажей и четыре угловые башни. Доступ в крепость преграждали три расположенные друг за другом двери. Привратник провел его в большой зал первого этажа, где ему пришлось довольно долго ждать. Наконец появился разъяренный комендант, громко выражавший свое неудовольствие дерзким посетителем, побеспокоившим его в начале обеда. Ознакомившись с распоряжением Ленуара и придирчиво оглядев печать, он уставился на подателя бумаги. Наконец, решив исполнить приказ, он тем не менее заявил, что, согласно инструкции, намерен присутствовать при свидании, ибо речь идет о государственном преступнике. Комендант вел себя столь настырно, что Николя пришлось пригрозить ему карами высшего начальства, если тот немедленно не прекратит препятствовать комиссару исполнить поручение начальника полиции. Ружмон недовольно отступил.

По темным лестницам и узким проходам его провели до самой камеры. Подступавший к горлу запах плесени и каменной соли напомнил ему, как кто-то сравнил воздух в тюремных застенках с мышьяком. В камеру также вели три двери, все три с тяжелыми железными засовами и двумя замками, запиравшимися на три поворота ключа. Решительно, подумал Николя, в Венсенне с узниками обходятся гораздо более сурово, чем в Бастилии. Двери открывались в противоположные стороны. Первая преграждала проход во вторую, а вторая — в третью. Процедура отпирания дверей сопровождалась скрежетом, скрипом и жалобными воплями дверных петель.