Мучная война

За годы своего пребывания при дворе ему удалось не стать маятником, раскачивающимся по воле тех, чьи капризы задают тон, и отбивающим время согласно чужой воле.[22] Придворный ни за что не отвечал, никогда не совершал добрых дел, был щедр на обещания, расточителен на комплименты и плодовит на ложь. Придворный ни во что не вмешивался, делал вид, что ничего не знал, а сам тем временем плел запутанные интриги в пользу тех, кто оказался на коне. Придворный не мог позволить себе быть самим собой, он жил, сообразуясь с волей других. Будучи принятым при дворе, Николя гордился тем, что служит королю, и считал, что только так он может достойно нести имя Ранреев. Сумеет ли и Луи не потерять себя при дворе?

По сравнению с оживлением, царящим в столице, дорога в Версаль показалась ему пустынной. Проезжая лес Фос Репоз, сердце его сжалось. Здесь он впервые встретил Эме и прижал ее ко груди… Завидев особняк д’Арране, расположенный в конце величественной липовой аллеи, где несколько месяцев назад он едва не простился с жизнью, он почувствовал, как сердце его учащенно забилось. Недолгая, в сущности, разлука с возлюбленной заставила его осознать всю глубину своего чувства. Соскочив с лошади, он привязал ее к вделанному в стену кольцу и взбежал на крыльцо, удивляясь, отчего, как обычно, его не встречает суетливая толпа слуг. Взяв дверной молоток, он постучал. Через некоторое время дверь открылась, и в проеме появилось иссеченное шрамами лицо дворецкого Триборта, расцветившееся при виде Николя радостью и удивлением. Привычная ливрея отсутствовала, на голове вместо парика сидел шерстяной колпак.

— Черт возьми, господин Николя! А мы и не надеялись…

— Ваши хозяева дома? — спросил комиссар; его беспокойство нарастало с каждой секундой.

— Да нет же! Я один на борту. Мадемуазель Эме взяла курс на Сомюр и отбыла к своим кузинам, а адмирал маневрирует из порта в порт. Сейчас, думается мне, он где-то в Шербуре.

Увидев, сколь разочаровали гостя его ответы, он поспешно добавил:

— Мне поручили предоставить в ваше распоряжение каюту и камбуз, если вам нужно пожить здесь в их отсутствие.

— Я действительно хотел бы переночевать у вас, ибо завтра рассчитываю принять участие в охоте его величества. А сейчас я еду во дворец и, возможно, вернусь очень поздно.

— Вы будете ужинать здесь?

— Нет, в Версале. Не беспокойтесь из-за меня. Только один вопрос. Из Вены я отправил мадемуазель д’Арране письмо. Не знаете ли вы, она его получила?

— Думаю, что это оно. Какой-то субъект, в тюрбане, похожий на турка, проезжал вчера мимо и передал его. Отличный у него был скакун, горячий. Передал мне письмо и попросил как можно скорее доставить его мадемуазель. Ну а я его сохранил. Если я отправлю его в Анжу, то, пожалуй, она сама быстрее вернется, нежели оно туда прибудет.

— Откуда вы знаете, что это письмо от меня?

— Точно, от вас. Я узнал печать с вашим гербом. Как бы ни было располосовано мое лицо, глаза еще способны отличить корвет от фрегата!

Николя протянул ему несколько луидоров, и бывший моряк, удовлетворенно крякнув, сунул их в карман.

— Услужить вам для меня великая честь. До вечера.

Прибыв во дворец, комиссар попросил конюха позаботиться о своей лошади, которая с великим неудовольствием взирала, как удаляется ее всадник. Конюх, давний знакомец Николя, подтвердил, что народ в Версале ожесточен, и беспорядки могут начаться в любую минуту; особенно следует опасаться волнений завтра, во время рынка. Добравшись до особняка Министерства иностранных дел, он отправился с отчетом к господину де Вержену. Его немедленно проводили к министру. Тот, не переставая писать, выслушал Николя, периодически подтверждая свой интерес легким мычанием и беглыми взорами, устремленными на докладчика. При имени Жоржеля он так разгневался, что принялся постукивать ладонью по откидной столешнице своего бюро.

— Человек без стыда и совести! Представьте себе, он имел дерзость просить у меня аудиенции. Я его не принял. Я намерен обойтись без его услуг. Раз он не соглашается признать наши решения, то есть решения короля, мы вправе….

Он посмотрел на комиссара, и во взоре его запрыгала смешинка.

— …превратить его в заговорщика и конспиратора, плетущего злые козни. Для этого надобно сделать всего один шаг, и я мог бы его сделать; но не сделаю. Ваше воображение заблуждается. Захваченные нами бумаги являются всего лишь разрозненными страницами легкомысленных писем, рукописными новостями, которыми обменивались несколько остроумцев, полагающих себя важными персонами. Что же касается покушения, коего вы столь удачно избежали благодаря шевалье де Ластиру, занесите его в дебет австрийских шпионских служб.

Гораздо больший интерес Вержен проявил к рассказу о встрече с Марией Терезией. С присущей ему выразительностью, всегда восхищавшей его собеседников, Николя рассказал о своих впечатлениях.