Мудрая кровь

— Да я уже наслушался таких речей, — сказал мужчина.

— Но ты не слышал речи Рейбера, — сказал парикмахер. — Рейбер нормальный мужик. Он не знает, как надо голосовать, но он нормальный мужик.

Рейбер покраснел. Из заднего помещения неторопливо вышли двое мужчин.

— Это не речь, — сказал Рейбер. — Я просто хотел обсудить с вами… здраво…

— Иди сюда, Рой! — заорал парикмахер.

— Что за представление вы намерены тут устроить? — пролепетал Рейбер, а потом внезапно сказал: — Если вы созываете всех, то почему бы вам не позвать вашего мальчика, Джорджа? Или вы не хотите, чтобы он меня слушал?

Несколько мгновений парикмахер молча смотрел на Рейбера.

Рейбер почувствовал, что в чужом доме перегнул палку.

— Он хорошо слышит, — сказал парикмахер. — Пусть слушает из задней комнаты.

— Я просто подумал, может, ему будет интересно, — пояснил Рейбер.

— Он хорошо слышит, — повторил парикмахер. — Он слышит то, что говорят, и в два раза больше. Он услышит не только то, что вы скажете, но и то, о чем промолчите.

Подошел Рой, складывая газету.

— Здорово, парень, — сказал он, кладя ладонь Рейберу на голову. — Ну, давай ознакомимся с твоей речью.

У Рейбера возникло ощущение, будто он попался в сеть и отчаянно пытается вырваться. Они все стояли над ним с ухмыляющимися красными физиономиями. Он с трудом выдавил первые слова: «По моему мнению, народ выбирает своих представителей…» Слова выползали у него изо рта, точно громоздкие товарные вагоны, грохоча, наезжая друг на друга, со скрежетом останавливаясь, с визгом скользя по неровным рельсам фраз, откатываясь назад, дребезжа — а потом вдруг оборвались на той же неуверенной ноте, с какой начались. Он закончил. И поразился тому, что закончил так быстро. Несколько секунд все молчали, словно ожидая продолжения.

Потом парикмахер заорал:

— Ну, и кто из вас собирается голосовать за Славненького Мальчонку?

Мужчины отвернулись и захихикали. Один просто-таки согнулся пополам от смеха.

— Я, — сказал Рой. — Я прям сейчас рвану к избирательному участку, чтобы занять очередь и завтра утром проголосовать за Славненького Мальчонку первым.

— Послушайте! — выкрикнул Рейбер. — Я не пытаюсь…

— Джордж! — проорал парикмахер. — Ты слышал речь?

— Да, сэр, — откликнулся Джордж.

— За кого ты будешь голосовать, Джордж?

— Я не пытаюсь!.. — истерически прокричал Рейбер.

— Я не знаю, позволят ли мне голосовать, — сказал Джордж. — Но коли позволят, я проголосую за мистера Хоука.

— Послушайте! — завопил Рейбер. — Неужели вы думаете, что я пытаюсь повлиять на ваши заплывшие жиром умы? Да за кого вы меня принимаете? — Он схватил парикмахера за плечо и рывком развернул к себе: — Неужели вы думаете, что я стану склонять на свою сторону невежественных дураков вроде вас?

Парикмахер стряхнул руку Рейбера с плеча.

— Не нервничайте, — сказал он. — Нам всем ваша речь очень даже понравилась. Я все время говорю лишь одно: вам нужно думать своей головой, вам нужно… — Он покачнулся, когда Рейбер ударил его в челюсть, попятился и уселся на подножку соседнего кресла. — Хотя речь была превосходной, — закончил он, подняв спокойный, твердый взгляд на белое, наполовину покрытое мыльной пеной лицо Рейбера, с ненавистью смотревшего на него. — Как я и говорил.

На шее у Рейбера бешено запульсировала жилка, кровь прихлынула к щекам. Он круто развернулся и, протолкавшись между мужчинами, бросился к двери. Снаружи палящее солнце катило по улице медленные волны жара, и прежде, чем Рейбер достиг первого перекрестка, едва ли не бегом, мыльная пена начала стекать тонкими струйками за воротничок рубашки и капать на парикмахерский передник, свисавший почти до колен.