Мудрец. Сталкер. Разведчик

Печкин тоже встал и пошёл – всё-таки он журналист, должен быть в гуще событий…

В холле орали, причём все.

Два санитара пытались удержать невысокого мужичка в дорогом сером костюме и в очках в золотой оправе на одутловатом лице. Двое других амбалов пытались помешать служителям санатория.

Печкин узнал дебошира и саркастически улыбнулся.

– Аферистка! – кричал мужичок. – Старая дура! Провокаторша! Небось с немцами сотрудничала! Я всю вашу лавочку выведу на чистую воду! Арестовать её! Истремистка! Это моральный теракт против нашего директората!

Тут встал Майор и молча ткнул крикуну в лицо свое липовое удостоверение – до сих пор помогало.

– Напишите заявление, – сказал он. – При мне. Будут приняты соответствующие. Разберёмся. Без паники. Ваши документы.

Дебошир посмотрел на дерзкого и заорал ещё громче:

– Этого тоже арестовать! Погонами ответишь за пособничество! Деньги назад! Это не предсказание, а разжигание!

Амбалы-телохранители вельможного крикуна достали пистолеты, но Майор стремительно и ловко подскочил сзади и ударил их лбами друг о друга. Для этого ему даже пришлось подпрыгнуть.

Оставшись без охраны, мужичок сник и заткнулся. Кто-то достал фотоаппарат, и холл озарила вспышка. Скандалист закрыл лицо руками.

Остальное довершили санитары, выбросившие всех троих из приёмной.

– Не бейте его, мы и так живём в аду. Но ему запрещено впредь появляться здесь, – запоздало провозгласили колонки.

Печкин вздрогнул.

Оставшиеся посетители вздохнули и почувствовали даже некую солидарность: уж мы-то не станем себя так безобразно вести, уж мы-то с великим уважением отнесёмся к словам русской Ванги, без базара…

И действительно – очередь пошла быстрее, и хотя не все выходили из кабинета с весёлыми лицами, но вели себя вполне прилично.

– Пойдём, – сказал Печкин, когда подошла их очередь. – Неужели тебе не интересно?

– Нет, – сказал Майор. – Но пойдём.

– Вы что – все трое? – сказал знакомый санитар.

– Мы, брат, конвой, – сказал Печкин. – Хорошо бы Домнушка помогла нам этого злодея раскусить…

Он кивнул на Пашу и с ужасом увидел, что бомжик беспечно играется с жемчужным колье. На минуту нельзя было оставить Пашу Черентая!

– Домнушка раскусит, – сказал санитар. – Не таких разоблачала. Значит, вы не для себя, а для дела… Уважаю!

Он отодвинул рукой бархатную портьеру и пропустил троицу в помещение, где принимала Домнушка.

Здесь было не так роскошно, как в предбаннике, – журнальный столик со свежим номером «Эсквайра», простые венские стулья, иконы в красном углу…

Домнушка оказалась в точности такой, как на картине, – только за инвалидным креслом не випы стояли, а одна молодая женщина в белом халате.

– Послушаю вас, – сказала Домнушка. – Небось бандиты? От пули заговорить? Так это не по моей части…

– Мы, – сказал Майор. – Наоборот.

– А какая разница? – сказала Домнушка. Голос у неё был низкий и не соответствовал маленькому телу. – Аура у вас одинаковая, карма аналогичная, цвет радужки схожий, напряжение биополя сопоставимое…

– Матушка, – проникновенно сказал Печкин. – Едино Фемиде служим слепошарой, без гнева и пристрастия. Не сочти за труд, идентифицируй нам этого злодея…

И указал на Черентая, съёжившегося перед пронзительным взором русской Ванги.

Домнушка сняла круглые очки, протёрла их шалью и снова воззрилась на воришку.

– Вижу… – грозно сказала она. – Вижу, что… Что вы с ним сделали, негодяи? Мальчик мой, что они с тобой сделали?

Она вскочила, и оказалось, что тщедушное тельце было всего лишь манекеном, а ростом Домнушка была повыше Печкина.

– Это не он, – сказал журналист. – А тот, кого вы имеете в виду, шлёт вам поклон, Кира Петровна…

Глава четырнадцатая

Кира Петровна Мошкова, она же Домнушка, 77 лет

Юноша всё верно вам сказал, точнее – как он знал. Как ему позволили знать.

Своих детей у меня никогда не было. Двоих мужей я потеряла. Одного убило государство, другого – просто бандиты, без полномочий. Когда этот мальчик появился в «Глубоком сне», я вдруг сразу поняла – не выйдет он отсюда.

У меня в библиотеке персонал устроил что-то вроде чайного клуба – от начальства скрывались, приходили просто поболтать, так что тайн для меня не существовало. Я весьма органично вписалась в этот элитный дурдом.

Только не вздумайте произнести это слово при ком-нибудь из больных! Санаторий у нас, санаторий. Когда-то здесь была усадьба графа Редкозубова. Не смейтесь, дворянские фамилии частенько звучат весьма забавно в сочетании с титулом. До сих пор сохранилось несколько лип от господской усадьбы. Конечно, прежней красоты не вернуть, но уж сделали, что смогли.

И в библиотеке есть несколько графских книг, не всё успели извести на самокрутки. Даже прижизненное издание «Путешествия» Радищева тут было! Эту книгу предки мои в руках держали и матушку императрицу поминали русским словом!