Мудрость, часть 1

Заметим, что у ребенка есть свое энергоинформационное ощущение мира и у него есть собственные пристрастия и влечения в этом мире. Ему интересен и важен его собственный мир совершенно независимо от отношения к этому социума. Однако инструкции, получаемые им от общества, таковы, что по мере взросления ребенка требуют его включения в определенные социальные игры. А суть этих социальных игр — утверждение значимости собственной личности и всего, что эта личность имеет и что ее окружает. И в результате познание мира по мере взросления проходит очень интересную трансформацию. Сначала ребенок просто беспрекословно принимает мир таким, как он есть, — как данность, которая просто существует, и все. Это самое чистое, самое непосредственное детское восприятие мира: киса говорит «мяу», собачка делает «тяф-тяф», мама моет раму, папа ходит на работу — ни тени осуждения или самоутверждения, то есть никаких этих взрослых игр нет еще и в помине. Немного позже социальные инструкции начинают требовать от ребенка самоутверждения, утверждения значимости своего мира, для чего он должен бросить своеобразный вызов окружающему миру, доказав, что он обладает чем-то, чего нет у этого окружающего мира: "А моя собачка лазает по деревьям!" Или: "Моя мама красивая, а твоя — нет!" И вот наконец ребенок окончательно принимает эту социальную игру — то есть ищет подтверждения превосходства своего и своего мира в каких-то социально приемлемых критериях: "Моя собачка лучше всех, потому что она победила на выставке!" Или: "Я лучше всех, потому что я учусь на одни пятерки".

При этом эти вот социально значимые критерии, как правило, ошибочны — ведь учиться на одни пятерки вовсе не значит быть лучшим по всем параметрам — среди людей вообще нет «лучших» и «худших», это порочная система оценки; собачка тоже для любящего хозяина лучшая в мире вовсе не потому, что она где-то там победила, а просто потому, что вот она такая любимая и единственная, пусть даже и беспородная дворняжка. А потому все эти социальные игры в "лучше — хуже" бессмысленны.

Но тем не менее как только ребенок принял вот эту социальную игру, это означает, что он готов вступать во взрослый мир.

Так чем же отличается этот взрослый мир от мира ребенка?

Тем, что взрослый человек уже имеет некую возможность выбора (пусть даже и иллюзорную) — из многих социальных инструкций он выбирает те, которые ему больше нравятся, то есть те, которые позволяют достигать эмоционально значимых для него целей. И вот человек определяет, какую социальную инструкцию он примет к выполнению, чтобы двинуться в нужном направлении. (Мы-то с вами прекрасно знаем, что истинной свободой здесь и не пахнет вследствие влияния энергоинформационных паразитов, ведь это они на самом деле побуждают человека сделать тот или иной выбор, так что жизнь человека похожа на игру в конструктор «Лего», где, казалось бы, множество вариантов для созидания — но все же это количество вариантов ограничено и заранее предопределено.) Но все же человек может выбрать какой-то путь — станет он пожарником, или доктором, или безмозглой Барби, купит машину или велосипед, заведет семью или останется холостым…

В этом отношении отличие ясно: у ребенка есть только данность социальных инструкций и непреложный набор их, определяемый взрослыми. У ребенка, по сути, нет выбора — выбор сделан до него многими поколениями людей: учись ходить, говорить, читать, писать и считать, иди в детский сад, потом в школу — даже иллюзорной свободы выбора нет, набор инструкций очень жесткий. В распоряжении же взрослого все инструкции мира или, по крайней мере, той культуры, в которой он существует, и он может выбрать среди этих уже проторенных путей наиболее приемлемый для себя, хоть выбор и подправляется энергоинформационными паразитами. У ребенка нет необходимости и нет возможности делать выбор — у взрослого есть и такая возможность, и такая необходимость.

Итак, взрослость — это как минимум возможность выбирать пути.

Но как осуществляется этот выбор? Мы много говорили о том, что этот выбор направляется энергоинформационными паразитами. Но энергоинформационных паразитов много, и путей, по которым они ведут, тоже много. Почему же один человек все же идет по одному пути, а другой — по другому, почему один попадает во власть к одному энергоинформационному паразиту, а другой — к другому? Почему, например, один человек оказывается во власти эгрегора денег, а другой — эгрегора войны? Или возьмем более мягкий вариант, связанный с выбором профессии: один человек отдаст себя во власть эгрегора журналистики, а другой, к примеру, — эгрегора медицины?

Да очень просто: этот выбор связан с личными особенностями человека, с его личной заинтересованностью в том, чтобы встать на тот или иной путь.

Так какая такая личная заинтересованность в том или ином выборе имеется у каждого человека? И что немаловажно — что человек получает, осуществляя тот или иной выбор?