Он спустился на другой этаж, прошел по коридору и постучал в знакомую дверь. В кабинете, куда он собирался войти, сидел подполковник Владлен Кучинский, которого называли «походной ЭВМ» за его абсолютную память и умение извлекать из нее нужную информацию даже многолетней давности.
Кучинский был высоким лысеющим мужчиной лет сорока пяти. Я него был большой, немного вытянутый нос, мягкий подбородок, пухлые губы, большие карие глаза. Увидев Машкова, он приветливо замахал рукой, приглашая гостя садиться.
– Добрый день, Владлен Георгиевич, – поздоровался Машков, усаживаясь за стол.
– Здравствуйте, – улыбнулся Кучинский, – догадываюсь, что опять пришли по мою душу. Нужна какая-нибудь информация?
– Нужна, – кивнул Машков, протягивая список подполковнику.
Тот взял лист бумаги, надел очки и внимательно прочел все фамилии. Затем улыбнулся и вернул лист Машкову.
– Получили из СВР? – спросил Владлен Георгиевич.
– Да, сегодня утром. Мы запросили данные на всех бывших «ликвидаторов» или людей сходных с ними профессий, уже вышедших на пенсию. Мы ищем одного человека и подозреваем, что им может оказаться бывший «ликвидатор» из ПГУ. Но у меня появились сомнения, что Служба разведки представила нам полный список бывших агентов.
– Конечно, неполный, – сразу ответил Кучинский, – здесь нет сотрудников из службы «А».
– Мы ввели данные в наш компьютер и получили тот же ответ, – признался Машков.
– Ну, конечно, – рассмеялся Кучинский, – они верны своим принципам. Разведка и контрразведка никогда не ладили друг с другом. Так было во все времена и во всех странах. Именно поэтому они нам не доверяют, а мы платим им тем же.
– Вы считаете, что они намеренно скрыли от нас несколько фамилий?
– Не думаю, что здесь есть конкретный умысел, – сразу ответил подполковник, – скорее, они сохраняют верность собственным принципам. Я ведь работал много лет в ПГУ. Данные на «ликвидаторов» из службы «А» абсолютно секретны, и их не выдают никому, даже сотрудникам СВР. Поэтому в списке нет нескольких профессионалов, о которых должны быть данные в нашем управлении по борьбе с организованной преступностью.
– Проверка в нашем компьютерном центре, – возразил Машков, – ничего не дала.
– И не даст, – согласился Кучинский. – В девяносто первом мы получили полные данные на всех возможных специалистов, которые могли переквалифицироваться в киллеров. Тогда проходило размежевание КГБ, и напуганные августовским кризисом разведчики готовы были с нами сотрудничать. Потом они, наверное, об этом жалели. Но тогда была «романтическая эпоха», длившаяся несколько месяцев. Никто не знал, чем все кончится. А кончилось одним большим общим бардаком, – неожиданно подытожил подполковник.
– Значит, если проверить в нашем управлении, там еще могут остаться фамилии «ликвидаторов», которые не указаны в списке СВР?
– Думаю, что да. В любом случае нужно попытаться сравнить два списка. Тогда у вас будут полные данные. Кстати, сравнительно недавно подобную сверку проводил кто-то из наших. Кажется, майор Собников. Но он искал конкретного человека и, кажется, не нашел. Вы должны учитывать, что за столько лет могли произойти изменения. Сделайте поправку и на их возраст.
– Спасибо, – поднялся Машков, – вы нам очень помогли, Владлен Георгиевич.
Через два часа он уже знал, что в списке, представленном СВР, отсутствует несколько фамилий. И среди них была фамилия Рашникова.
День одиннадцатый. Тверь. Вторник. 3 июля.
В этот день он должен был навсегда исчезнуть из города. Все было заранее подготовлено. Самые нужные и ценные вещи он вынес сегодня утром из дому. Он доехал до Лихославля и в придорожном туалете изменил свою внешность, загримировавшись и приняв вид согбенного старичка с небольшой седой бородкой и дрожащими руками. Заброшенный дом, в котором он должен был спрятать пока вещи, был достаточно далеко от вокзала, но он не стал рисковать и брать машину, отправившись через весь городок пешком. В этот ранний час в Лихославле еще спали.
Спрятав чемодан и сумку, он вернулся на вокзал. Еще два чемодана придется спрятать в Твери, чтобы вернуться за ними через какое-то время, когда все уляжется. Он вернулся домой к одиннадцати часам утра. Вчера, уходя с работы, он предупредил, что пойдет к врачу и поэтому придет позднее обычного.
Оба чемодана он спрятал на другом конце города, в однокомнатной квартире, которую купил несколько лет назад, предвидя, что в подобной ситуации она ему понадобится. Он не хотел самому себе признаваться, но на душе у него было тоскливо. Он и не предполагал, что прощание с той жизнью, которой он жил здесь много лет, будет для него столь тягостным. Когда он вошел в дом, один из котов бросился к нему и потерся об его ноги. Рашников наклонился, погладил кота, усмехаясь.
– Чувствуешь, – сказал он с нежностью, – чувствуешь, стервец, что скоро останешься без меня. И молока будет меньше, и еды.
Из своей комнаты вышла хозяйка. Она удивленно смотрела на своего жильца.
– Как вы себя чувствуете, Игорь Викторович? – спросила она. – Сердце болит?