Мудрость прощения. Доверительные беседы

После короткого разговора с матерью и сыном Далай Лама собрался было уйти. Но молодой человек еще несколько мгновений продолжал удерживать руки главы Тибета. Далай Лама поговорил с одним из своих помощников. Он высказал желание, чтобы один из его личных врачей, руководитель больницы «Делек» в Дхарамсале, Цетен Дордже Садутшанг, осмотрел юношу, чтобы выяснить, что можно сделать. Потом Далай Лама покинул храм и вернулся в тибетский монастырь.

Глава 12 Как формованная глина

Два дня спустя после встречи Далай Ламы со слепым юношей в Бодхгайе я, как обычно, обедал в маленькой столовой на втором этаже монастыря. Здесь обедала вся свита Далай Ламы: от секретаря его личного секретариата до телохранителей. Чаще всего здесь подавали традиционные тибетские блюда: клецки и суп-лапшу с овощами.

Едва я приступил к супу, как ко мне подсел доктор Цетен Дордже Садутшанг. Мы познакомились два года назад в расположенном к северу от Дхарамсалы Спити, где когда-то существовало древнее тибетское королевство. Доктор Цетен, как известно, очень худой. В этом выпускнике Гарварда неистребим дух научного самонаблюдения, а потому говорит он веско и взвешенно. Вообще-то, по большей части он весьма замкнут, но время от времени становится на удивление общительным.

Я спросил его о слепом Лобсанге Тхинлее из Тибета.

— Мне передали просьбу Его Святейшества, — сказал доктор Цетен. — Но прежде, чем я смог обследовать его, мне сообщили новость. Молодой тибетец, монах из монастыря Дрэпунг на юге Индии, пожелал пожертвовать свои глаза этому мальчику.

Я оторвался от тарелки. Обвел глазами столовую, чтобы узнать, слышали ли эту новость остальные. Но никто не обратил внимания.

— Да, удивительно, — продолжал доктор. — Я никогда прежде не слыхал ничего подобного. Конечно, глаза пересаживают, но от мертвых. И никогда от живых доноров.

— Эти люди — родня? — спросил я после длинной паузы.

— Они встречались во время паломничества в Сарнатх, как раз перед тем, как отправиться вместе в Бодхгайю. Они знают друг друга всего несколько дней.

— А вы видели этого слепого юношу? — спросил я.

— Да, я ходил в лагерь, где расположились паломники из Тибета. Там, как раз за храмом, в палатках живет человек двести-триста. Все они перешли через Гималаи в Непал, а затем подкупили пограничников, чтобы их пропустили в Индию. Слепой живет в палатке вместе с восемью или десятью другими паломниками. Пока я был там, его мать все время плакала.

— Вы осмотрели его глаза?

— Нет. Это было невозможно. Темно, и у меня не было нужных инструментов.

— Вы сказали ему о предложении монаха?

— Он уже знал об этом. Я сказал, что ему сначала придется пройти полное обследование, чтобы выяснить, что именно произошло с его глазами. И обоим им придется пройти обследование, чтобы выяснить, насколько они совместимы, чтобы трансплантация стала возможной.

Я снова взялся за суп. Доктор Цетен смотрел в собственную чашку с лапшей. Он едва притронулся к еде.

— Слепой сказал мне, что самым серьезным образом обдумал вопрос о донорстве, — продолжал он. — Конечно, предложение очень его тронуло. Но он решил, что должен отказаться. Все эти годы он ужасно страдал и просто не вынесет мысли о том, что другому человеку придется пережить такую же трагедию.

Доктор Цетен рассказал мне, что на следующий день он ходил в лагерь, где расположились монахи из монастыря Дрэпунг. Он хотел встретиться с Церин-гом Дхондупом, тем человеком, который предложил себя в качестве донора, но не застал его.

— А вчера я отправился к Его Святейшеству и рассказал о предложении монаха, — сказал доктор Цетен.

— И что он сказал?

— Этот момент я никогда не забуду, — тихо сказал доктор Цетен. — Еще не закончив рассказывать о монахе, я ощутил мощнейший поток сопереживания, сочувствия, рождающегося в нем. Этот поток был почти осязаемым, физическим. Но он не сказал ни слова. У меня на глаза навернулись слезы. Прежде я никогда не ощущал ничего подобного. Меня буквально окатило мощной волной сочувствия, и это сочувствие наполнило и меня. Сострадание — тема, к которой Далай Лама возвращается постоянно. Пожалуй, на всех лекциях и учениях, где мне довелось присутствовать, он ни разу не упускал возможности подробно поговорить об этом. Мне также известно, что последние полстолетия он неизменно каждый день обращается к состраданию в утренней медитации.

Во время одного из интервью в Дхарамсале я попросил Далай Ламу изложить его понимание сострадания.