Мудрость сердца

Судьба, словно в насмешку, заставляла жертв его бесцеремонной «мужественности» обращать свою благосклонность в мою сторону. Его эпатаж, мальчишество, хулиганские выходки вызывали лишь снисходительную усмешку у прекрасных дам. Беззлобно посмеиваясь над ним, его подруги великодушно брали его под свою опеку. Мой приятель выдавал желаемое за действительность, бахвалясь вереницей одержанных побед и кичась умением подобрать ключик к любой женщине. Только слепой мог не заметить, что этот новоиспеченный Казанова вызывал у каждой своей пассии лишь материнские чувства, пусть это и не мешало им извиваться и плакать от восторга или, напротив, томно постанывать, сплетаясь телами в жаркой любовной схватке. Он имел обыкновение резко, без видимой причины и объяснений, рвать отношения, уподобляясь дезертиру, трусливо бегущему с поля боя. «Все дырки одинаковы», – говорил он, смятенно отводя глаза и горестно сетуя, что никак не удается отыскать ту единственную дырку, которая отличалась бы от остальных.

Независимо от моей личной приверженности к «дырке», главным для меня всегда оставалась личность ее обладательницы. Все в мире взаимосвязано. Любая, сколь угодно пахучая дырка олицетворяет собой эту вселенскую взаимосвязь. Попасть в мир через вагину – путь ничуть не хуже прочих. Если зайти дальше и остаться на дольше, может, и найдешь, что искал. Только игра должна вестись в открытую, когда все заморочки остаются за порогом. (Под заморочками я имею в виду страхи, предрассудки, предубеждения.)

Лучше всех это понимают жрицы продажной любви. Если к проститутке отнестись по-человечески, она предложит вам лучшее, что у нее есть, – свою душу. Большинство мужчин, приходя в бордель, порой даже не дают себе труда снять пальто и шляпу, образно говоря, а после имеют наглость возмущаться, что переплатили, что им недодали. На самом деле если не полениться и нащупать верную тропинку, то любая проститутка может оказаться кладезем нерастраченного великодушия и благородства. Мечта всякой падшей женщины – встретить человека, который разглядит ее Душу.

Мы гонимся за деньгами, любовью, положением, уважением, за манной небесной. Нам кажется summum bonum[6] получать, ничего не отдавая взамен. В нашей речи то и дело встречается прелюбопытнейший филологический феномен «Заебись!». Как будто можно трахаться, не отдаваясь. Постель стала считаться чем-то вроде окошка кассы: постучал – получил. Идиотская похвальба: «Ну и впарил я ей!» – отодвигает взаимную суть полученного. Никто – ни Он, ни Она – не может похвастаться тем, что осчастливил кого-то хорошей еблей, если сам не был оттрахан как следует. Иначе – все равно что говорить, будто отымел мешок зерна. А ведь так обычно и случается. Заходишь в мясную лавку с куском пиздятины и просишь перемолоть его помельче. Некоторым безумцам хватает наглости требовать притом отборный филей, тогда как на самом деле с них довольно и фарша.

Туда-сюда-обратно! Не такой уж это простой досуг, как можно было бы подумать. Часто пытаются представить, как занимались любовью наши первобытные предки. Некоторые засматриваются на животных. (Домашних, домашних.) Освоив два-три приема, невежды начинают считать, что постигли эту, на их взгляд нехитрую, науку в совершенстве. Порой, после долгих лет якобы нормальной половой жизни, муж и жена начинают искать разнообразия. Они вдруг меняют партнера. Порой – на ночь, порой – навсегда. Случайный попутчик может поведать множество прелюбопытных легенд о любовных мистериях и подвигах, сопряженных со сложнейшими обрядами и ритуалами. Мастера любви проходят суровую школу духовного ученичества. Ключ к их мастерству – самодисциплина. Дух сильнее плоти. В этом смысле служители Господа оказываются в более выигрышном положении, нежели гладиаторы.

Молодости не доступна роскошь долгих, зачастую бесплодных, метафизических раздумий. Безусых юнцов бесцеремонно выпихивают в жизнь, взваливают на них ответственность, лишая возможности осознать себя, сравнить с теми, кто уже ломал голову над вечными проблемами. Вынырнув преждевременно, я быстро понял свою ошибку и, побарахтавшись немного, решил дать себе передышку. Сбросив ярмо, навешенное насильно, я попытался зажить нормальной жизнью. Не вышло. Оказавшись ни с чем, я вернулся в объятия женщины, которую безуспешно пытался бросить.

Эту нескончаемую зиму я провел на дне глубокой ямы, которую сам себе вырыл. Я, как медведь, впал в спячку. И во сне продолжал решать мировые проблемы, теснившиеся в моей голове.