Здесь было тихо – эта мягкая, приглушенная тишина, какая сопровождает выпавший снег. Несколько цепочек следов – кто-то искал убежище среди руин, у кого-то имелись здесь более темные делишки того или иного сорта, – но они были уже частично засыпаны недавним снегопадом. Вик протоптала в белизне полтора десятка отчетливых отпечатков, потом быстро вернулась, ставя ноги в старые следы, чтобы не оставить новых. Сгруппировалась и прыгнула вбок, в дверной проем, прижавшись спиной к обожженной штукатурке. Замерла, сделавшись тихой, маленькой, незаметной. И принялась ждать.
Она могла бы просто улизнуть. Но если этот ублюдок нашел ее дважды, то найдет и снова, и в следующий раз у него может оказаться преимущество. Она должна была выяснить, кто он такой, кто его послал, в каком из тысяч возможных мест ее шаткий план дал трещину. Может быть, уже сейчас в ее квартире поджидает дюжина сжигателей с пачкой писем от короля, пестрящих ее именем? Она должна была знать.
Она вытащила дубинку – тяжелую, твердую, черную. Единственное, что не изменилось, когда инквизиция стала инспекторатом. Слишком тупое орудие, чтобы выкапывать им ответы, но при должном применении поразительно эффективное. Даже не верится, какие проблемы можно решить с помощью куска дерева.
Все это напоминало ей лагеря. Снег, холод, темнота. Ожидание в темном углу, с дубинкой в руке и стиснутыми зубами. Она услышала, как он подходит: тяжелые, хрусткие шаги. Вот он увидел отпечатки ее ботинок. Пробурчал ругательство. Прошел мимо двери, опустив голову, идя по следу. Кажется, он держал руку за отворотом пальто – возможно, на рукоятке оружия. Она крепче сжала свою дубинку и выскользнула из дверного проема.
Человек стоял к ней спиной. Вблизи он оказался еще больше, чем ей представлялось. Плечи выглядели ужасно крепкими. Ни в коем случае не следует давать ему никаких шансов. Сперва бить, со всей силы. Шансы будут потом.
Слыша в ушах грохот сердца, Вик кралась за ним. Вот он дошел до конца следов и остановился, крутя головой, пытаясь сообразить, что произошло. Она сделала еще один осторожный шаг к нему – и сморщилась от приступа боли в чертовом бедре. Снег хрустнул под ее ботинком, когда она занесла дубинку.
Его голова рывком повернулась. Она мельком увидела седобородое лицо, угол глаза.
Оскалив зубы, она врезала ему сбоку по колену, но он в последний момент поднял ногу, и удар с глухим шлепком пришелся по мясистой части икры. Незнакомец не упал. Даже не вскрикнул. Может быть, слегка охнул и отступил в сторону. Когда он повернулся, Вик уже собралась с силами и снова замахнулась. На этот раз она била сверху, вложив в удар все силы.
Он отдернул голову в сторону, и дубинка угодила по плечу. На этот раз он даже не охнул, просто отступил на полшага назад. Она ударила еще раз, но он отразил дубинку предплечьем, отвел в сторону и набросился на Вик с такой скоростью, что она даже не увидела атаки, не говоря уже о том, чтобы убраться с пути.
Ее много били. Но никогда ее не били так сильно.
Она сложилась пополам, словно бумажный пакет, дубинка вывалилась из онемевших пальцев, она рухнула на колени в снег, разинув рот, с ниткой слюны, свисающей с губы. Обхватив себя руками, она могла только беспомощно сипеть, чувствуя, как ужасные, пульсирующие волны боли расходятся откуда-то сбоку живота.
В ее ботинке был спрятан нож. Но она не могла двинуться, не могла даже вздохнуть.
Человек присел перед ней на корточки, но она не могла видеть ничего выше его коленей.
– Инспектор Тойфель? Служанка короля сказала мне разыскать вас.
Этот высокий, писклявый голос нельзя было спутать ни с чем. Перед ней был Бремер дан Горст.
– Здесь больше никого нет? – спросил он, когда она плечом отворила дверь.
Ей захотелось рассмеяться, но даже при мысли об этом в боку снова вспыхнула боль.
– Нет. Больше здесь никого нет. – Ее последним гостем был Огарок. Когда она заплатила ему за предательство его друзей. Она взглянула на Горста. – У вас бывает чувство, что вы сделали в жизни неправильный выбор?
Он не ответил. Почему-то она приняла это за «да». Вик захромала по коридору, такому узкому, что Горсту пришлось развернуть свои огромные плечи вполоборота, чтобы пройти следом за ней. Проклятье, ну и холодно же здесь! Кажется, внутри даже холоднее, чем снаружи. Она наклонилась над маленьким столиком в маленькой столовой, вытащила купленные спички и зажгла огарок свечи, потом опустилась на стул, держась за бок. Горст продолжал стоять возле двери. Слабый свет, словно резцом, очертил тени на каменной глыбе его лица.
– Болит?
– Только когда я пытаюсь вздохнуть. – У нее было подозрение, что он сломал ей пару ребер. – Я ведь вас не ушибла?
Он осторожно положил на стол ее дубинку и покачал головой.
– Но вы могли бы хотя бы сделать вид, правда? Чтобы пощадить мою гордость?
– Вы шутите? – Он спросил так, словно действительно хотел это знать. Словно действительно не мог понять, шутит она или нет.