Мудрость толпы

Если бы кто-нибудь его спросил, Клевер бы сказал, что у них с самого начала не было шансов уладить дело разговорами. Однако никогда не отдаешь себе отчета, сколько у тебя было надежд, пока эти надежды не пырнут ножом и не спихнут на тебя с крыши.

– Скоро увидимся! – проверещала Рикке им вслед, тыча в небо окровавленным ножом.

Выходит, что, может быть, она и не была такой уж умной и не видела своим Долгим Взглядом ничего особенного. А была просто самой спятившей из всей банды и подписала приговор себе и всем, кто за ней последовал. И, вероятно, Клеверу тоже – хотя он ничего не сделал, только пытался выгрести на безопасный курс в этой буче, заваренной другими людьми.

Ему едва удавалось контролировать свою лошадь даже на шаге. А на этом зубодробительном галопе – прочь от городских стен, посреди двух дюжин других несущихся, толкающихся животных с выпученными глазами – Клевер был просто беспомощен. Он с трудом удерживался в седле, вцепившись в него ноющими от усилий ногами. Повод болтался, его было никак не подобрать. Вокруг сыпались стрелы, спархивая вниз, в траву. У Клевера чесалось между лопатками в предчувствии, что очередное древко воткнется ему в спину. С одним из дикарей так и произошло: он свалился с лошади, вопя, с длинными волосами, обмотавшимися вокруг разрисованного лица. Вот в чем проблема использования костей в качестве доспеха: доспехи из них просто никакие.

Клевер никогда в жизни не испытывал такой благодарности, добравшись до опушки леса. Ему как-то удалось подобрать повод и замедлить движение своей лошади – правда, потом она едва не понеслась рысью обратно к стенам. Вероятно, так бы и случилось, если бы Шолла не схватила животное под уздцы. Клевер соскользнул с седла и встал, упершись ладонями в дрожащие колени и пытаясь отдышаться.

– Ты в порядке? – спросила Шолла.

– Во имя мертвых, – просипел он, хватаясь за ее руку, чтобы выпрямиться. Голова все еще кружилась. – Кажется, я чуть не обосрался.

– Что там произошло, черт возьми?

– Что, что…

Клевер поглядел в сторону Карлеонских стен, прищурив глаза, словно против штормового ветра.

– Я-то надеялся, что мне больше никогда не придется участвовать в сражении…

Люди Кальдера уже двинулись вперед. Это была не самая энергичная из атак, после всего дерьма, через которое им пришлось прочавкать, чтобы добраться досюда. Но, тем не менее, они двинулись.

Клевер вздохнул глубоко, из самого брюха:

– Но что проку в надеждах!

Маленькие люди

Корлет была уверена, что у нее все четко схвачено. Знала в точности, как все обернется. Не могла бы знать лучше, даже если бы видела это Долгим Взглядом.

А потом Рикке пырнула Стура в шею ножом и спихнула его с надвратной башни. И, значит, теперь будет битва, а потом город будут грабить – и кто, черт побери, может сказать, чем это закончится? Внезапно жизни всех оказались на краю пропасти, включая ее собственную. Трудно представить себе что-то менее четко схваченное, говоря по правде.

Повсюду вокруг города люди Кальдера устремлялись к стенам. Тысячи людей. Оборванные толпы, грязные, нестройные, с поблескивающим среди них металлом; изодранные штандарты полощутся под ветром, дюжины лестниц торчат во все стороны, кровожадные крики разносятся по всей долине. Защитники стен принялись сгибать луки, посылая стрелы в накатывающую толпу. Оттуда, где она стояла, сжимая древко знамени Долгого Взгляда, Корлет видела, как несколько человек упало. Но их было очень и очень мало, чтобы на что-то повлиять.

Она была уверена, что у нее все четко схвачено. Могла предсказать любое движение Рикке. Знала, что та слишком мягка, слишком доверчива. Но теперь в ней не было ничего мягкого – широкая ухмылка, забрызганная Стуровой кровью, единственный глаз пучится с татуированного лица, уставясь на Корлет. Она глазела на нее и улыбалась, опустив руку с окровавленным ножом, и Коул Трясучка, огромный и кряжистый, маячил рядом… У Корлет появилось нехорошее чувство в животе, не имевшее ничего общего с месячными.

Стрелы летели теперь в обратном направлении, и некоторые из них были зажжены. Они принялись сыпаться на город, грохоча о шиферные крыши. Корлет пригнулась, вовсе не желая быть подстреленной. Кажется, откуда-то запахло дымом. Повсюду слышались крики, паника царила везде. Кроме крыши надвратной башни, где они стояли. Кроме лица Рикке.

– У твоей бабушки много посетителей, – сказала она.

– Что?

– Изерн-и-Фейл ужасно недоверчива. Может быть, так бывает со всеми, у кого отец безумец, а роль матери исполняет луна. Она с самого начала была против тебя. Поэтому она подослала людей следить за твоей бабушкой. Пф-ф! – Рикке надула щеки. – В этом доме столько народу, словно это какой-то бордель.

– Люди приходят к ней за советом. – Корлет пыталась говорить спокойно, что было непросто посреди закипающей битвы. – Они питают к ней глубокое уважение…

– Особенно те трое братьев. Они получают от нее уйму советов!

– Раз в неделю, – добавил Трясучка, хмуро взирая сверху на Корлет.