Мудрость толпы

После того, как его увели с виселицы, она взялась переменить повязки на его ноге. Это казалось чем-то таким, что жена обязана сделать для своего раненого мужа. Особенно когда его раны – по большей части ее рук дело. Савин считала себя сильной женщиной, она всегда славилась своей холодной беспощадностью. Но это… Это было похоже на какой-то непристойный стриптиз. Повязки разматывались, становясь сперва белоснежными с бурыми пятнами, потом розовыми, потом черными. Потом открылась культя. Кривые швы, кошмар портного: рваные, лилово-багровые, с каплями влаги. Ужасное, невероятное, выглядящее каким-то трюком отсутствие конечности. Зловоние дешевого спирта и мясной лавки. Она закрыла рот рукой. Не было сказано ни единого слова, но она поглядела ему в лицо – и увидела в нем отражение собственного ужаса. А потом пришли стражники и увели ее, и она была им благодарна. Даже при воспоминании об этом ее затошнило. Затошнило от чувства вины. От отвращения. От чувства вины за свое отвращение.

Савин поняла, что дрожит. Зури сжала ее руку:

– Все будет хорошо.

– С какой стати? – прошептала Савин, уставившись в ее темные глаза.

Экипаж перестал трястись и остановился. Офицер открыл дверцу; зазвенело разбитое стекло. Потребовалось несколько мгновений, чтобы заставить ее пальцы разжаться – ей пришлось отцеплять их чуть ли не силой, словно стиснутые пальцы трупа. Пошатываясь, она спустилась на мостовую, с каждым движением ожидая, что обмочится. Или она уже обмочилась?

Площадь Маршалов. Вот по этому вымощенному гладкими плитами пространству она раз в месяц возила своего отца в колесном кресле, смеясь над несчастьями других. Она посещала собрания Открытого совета в Круге лордов, просеивая пустую болтовню в поисках благоприятных возможностей. Она обсуждала со своими соратниками дела: кого возвысить, кого стереть в порошок, от кого откупиться, с кого взыскать долг. Ей были знакомы все местные ориентиры, высящиеся над исполосованными потеками сажи крышами – стройная, похожая на палец Цепная башня, нависающий над городом силуэт Дома Делателя… Но они принадлежали к иному миру. К другой жизни. Повсюду виднелись изумленные, неверящие взгляды. Люди с исцарапанными лицами, изорванные парадные мундиры, обнаженные мечи, выпачканные красным.

– Ваша рука, – сказала Зури.

Рука тоже была измазана кровью. Тупо повернув ладонь, Савин увидела торчащий из нее осколок стекла. Должно быть, воткнулся, когда она схватилась за оконную раму. Она даже не почувствовала.

Савин подняла глаза и встретилась взглядом с Орсо. Он был бледен и взъерошен, его золотой венец съехал набок. Их губы слегка приоткрылись, словно он хотел что-то сказать, она – что-то ответить. Но прошло несколько мгновений, а они все молчали.

– Найдите для леди Савин и ее мужа какое-нибудь помещение, – наконец вымолвил Орсо хриплым голосом. – В Допросном доме.

Савин сглотнула, глядя, как он уходит прочь.

Она не могла вспомнить, каково это – не трястись от ужаса.

* * *

Орсо шагал через площадь Маршалов примерно в направлении дворца, сжав кулаки. Все же в Савин было что-то такое, от чего у него до сих пор перехватывало дыхание. Тем не менее перед ним стояли и более насущные проблемы, чем дымящиеся руины былой любви.

К примеру, то, что его надежда на триумфальное возвращение домой была не просто обманута, но обернулась кровавой резней.

– Они меня ненавидят, – пробормотал он.

Конечно же, он привык ко всеобщему презрению. Оскорбительные памфлеты, сальные сплетни, насмешки в Открытом совете… Но когда короля вежливо терпеть не могут за его спиной, это лишь говорит о нормальном состоянии общества. А вот когда король подвергается физическому нападению со стороны толпы, это уже близко к открытому бунту. Второму за месяц. Адуя – сердце мира, вершина цивилизации, светоч прогресса и процветания – погрузилась в беззаконие и хаос!

Разочарование оказалось довольно острым. Как будто ты положил в рот изысканный деликатес, начал жевать и вдруг обнаружил, что на самом деле это кусок дерьма. Однако из таких вот моментов и складывается жизнь монарха: один нежданный кусок дерьма за другим.

– Недовольные… найдутся всегда… – пропыхтел лорд Хофф, пытаясь поспеть за ним.

– Они меня ненавидят, мать их растак! Вы слышали, как они приветствовали Молодого Льва? Когда только этот высокородный негодяй успел стать народным любимцем?

Прежде все считали его презренным трусом, а Брока – великим героем. Конечно же, после того как Орсо одержал победу, их позиции по справедливости должны были поменяться местами! Но нет: теперь его считали презренным тираном, а Молодому Льву сочувствовали как бедолаге, которому просто не повезло… Если бы Брок принялся заниматься мастурбацией посреди улицы, похоже, даже это вызвало бы у публики громогласное одобрение.

– Треклятые изменники! – рявкнул Рукстед, ударяя обтянутым перчаткой кулаком в обтянутую перчаткой ладонь. – Надо было перевешать всю эту мерзкую свору!

– Всех не перевешаешь, – заметил Орсо.

– Если позволите, я сейчас же вернусь обратно в город и хотя бы начну.