Мудрость веков

Такие качества, как отсутствие самости и себялюбия, щедрость и бескорыстие, великодушие и благородство, высокий ум и отзывчивое сердце — дополняют тот облик подвижника и творца, в котором господствует героическое начало, продвигающее не только самого героя, но и народ, среди которого живет и действует эта великая личность. «Герои, — писал Н.К.Рерих, — во время их стремительного подвига и не подозревали, что они являются выразителями стран, выразителями самой ценной конденсированной психологии. Они творили Благо. Они следовали своему непосредственному зову сердца. Иначе они и не могли бы действовать, ибо иначе они не были бы теми самыми героями, память о которых не только живет, но и возносится и углубляется в проницательности народной» [598].

Герой, в каком бы обличьи он ни был, проявляет и оформляет то, что нередко подсознательно живет в самом народе. Поэтому роль героя в истории человечества, в развитии его духовной культуры и росте его сознания велика и определяюща.

«…Всемирная история, — отмечает Т.Карлейль, — история того, что человек совершил в этом мире, есть, по моему разумению, в сущности, история великих людей, потрудившихся здесь на земле. Они, эти великие люди, были вождями человечества, воспитателями, образцами и в широком смысле творцами всего того, что вся масса людей вообще стремилась осуществить, чего она хотела достигнуть; все содеянное в этом мире представляет, в сущности, внешний материальный результат, практическую реализацию и воплощение мыслей, принадлежащих великим людям, посланным в наш мир. История этих последних составляет поистине душу всей мировой истории» [599].

Карлейль сравнивает героическую личность с молнией, и в этом сравнении заключен глубочайший смысл. Ибо герой несет в своей энергетике искры Огненного Мира, через который Космическая Иерархия воздействует на эволюцию земного человечества и его историю. «Великий человек, с его свободной силой, исходящей прямо из рук Божьих, есть молния. Его слово — мудрое, спасительное слово; в него могут все поверить. Все воспламеняется вокруг этого человека, раз он ударяет своим словом, и все пылает огнем, подобным его собственному» [600].

Так же кратко и точно выражает свою мысль об историческом назначении героя Николай Константинович Рерих, в ней звучит одна из важнейших идей Живой Этики: «Жизнь героя ведет человечество. Как исток вдохновений, как мера прекрасного, как побудитель мужества — так звучит голос истинного героизма» [601].

И хотя герой в действиях и мыслях нередко опережает свое время, выступая в качестве ведущей силы в эволюционном процессе, ему приходится существовать и работать в конкретных исторических условиях. И тут возникают противоречия между побуждениями и устремлениями великой личности и материей самого исторического процесса. Эти противоречия, как правило, создают самые тяжелые, а подчас и трагические условия для такой личности, делая ее труд нередко опасным и неблагодарным.

«Не во всемирном услышании идет герой духа, но в истинном испитии чаши яда» [602]. В одиночестве он прокладывает свой земной путь, на котором его поджидают страдания и тот терновый венец, которым Земля обычно венчает своих лучших и великих. Терновый венец, осуждение современников, а нередко клевета и поношения есть те отличительные знаки, которыми земное человечество награждает своих героических сыновей и дочерей, без которых оно само никогда не смогло бы подняться по ступеням эволюционного восхождения.

Но таковы законы физического мира, таковы особенности взаимодействия духа и материи в этом мире. Герой, являясь олицетворением Космического духа, вступает в борьбу с косной материей, стараясь одухотворить ее своей энергетикой, своей мыслью, своим действием. Он стремится поднять на эту борьбу и тех, в ком материя не дает подняться мысли и сознанию. Будучи облеченным важной миссией, герой уходит из этого мира, увенчанный терновым венцом. Этот венец и сам герой неразрывно связаны друг с другом. В этом диалектика жизни земных героев, несущих на землю небо, в котором в этой земной юдоли страданий и печали далеко не все нуждаются. «Какой бог, — пишет по этому поводу Карлейль, — мог когда-нибудь пробиться в открытые церковные собрания или в какой-нибудь сколько-нибудь влиятельный синедрион? Когда какое-либо божество было „приятно“ людям? Обыкновенный порядок вещей состоит в том, что люди вешают своих богов, убивают, распинают на кресте и в течение нескольких столетий попирают их ногами, пока они вдруг открывают, что то были боги, тогда они опять-таки на очень глупый манер начинают блеять и кричать» [603].