Мудрость веков

Вот это «глубочайшее и многозначительное», пронизанное многовековой духовностью, и создавало то взаимное тяготение обоих народов друг к другу, о котором не раз писал Великий мудрец. Да и сам Великий мудрец как явление мог возникнуть только в этой атмосфере взаимного тяготения, в ее благодатном климате соединить в себе обе духовные традиции, стать кульминацией в их взаимодействии и поднять это взаимодействие на качественно новый уровень.

Связи Индии с Россией уходили в глубь веков. Еще в византийские времена к нам шли удивительные сведения о далекой стране чудес. В XV веке тверской купец Афанасий Никитин отправился «за три моря», чтобы своими глазами увидеть эту страну, потом индийские купцы основали торговую колонию в Астрахани. С веками наши связи с Индией укреплялись, становились богаче и разнообразней, в них все большую роль играли духовные традиции, выступая в этих связях в качестве скрепляющего, цементирующего начала. В русский фольклор проникали индийские сюжеты. Староверы рассказывали об индийском царевиче Иосафе, или Будде, о «Голубиной книге» и многих других диковинных вещах. В конце XVIII века в России перевели философский трактат «Бхагаватгита». В XIX–XX веках в русских изданиях печатались ведические гимны, пураны, эпические поэмы «Рамаяна» и «Махабхарата». Известные русские писатели и поэты переводили литературные произведения Индии, и прежде всего ее великого поэта Рабиндраната Тагора. Русским читателям была известна «Жизнь Будды» Ашвагоши, а также произведения крупнейших мыслителей Рамакришны и Вивекананды. Нравственные искания русской интеллигенции конца XIX — начала XX века находили отклик в индийской духовной традиции, которая была созвучна этим исканиям.

В эти важнейшие для русской культуры годы интерес к Индии обострился и вовлек в свою сферу крупнейших русских писателей — Л.Толстого, Ф.Достоевского, М.Горького. Как индийцы, так и русские, далекие от прагматизма современных социально-экономических отношений, ставили «вечные» вопросы любви, страдания, человечности. Обе духовные традиции, индийская и русская, как бы оплодотворяли друг друга в этом нравственном поиске, формировали уникальный творческий процесс, который с годами обрел важное значение для мировой культуры в целом.

Особое место в этом процессе занимала гигантская фигура Льва Толстого. В яснополянском архиве писателя хранятся самые разнообразные материалы, свидетельствующие о его тесных контактах с Индией. Д.Анучин, один из редакторов газеты «Русские ведомости», посетивший Толстого в Ясной Поляне в 1908 году, писал: «Теперь он занят Индией и пишет статью по поводу одного полученного им оттуда письма и вообще по поводу современного движения в Индии, направленного к изменению тамошнего государственного строя. Эта работа вызвала у него ознакомление с литературой по Индии, с религиозными воззрениями сейков (sikhs), с новейшими проявлениями мысли индусов (сочинения Вивекананды и др.) и т. д.»[14].

У Толстого установилась переписка с одним из выдающихся деятелей национально-освободительного движения Индии и крупным мыслителем М.К.Ганди. Ганди в это время находился в Южно-Африканском союзе, где вел борьбу за права индийского меньшинства. Именно тогда стала складываться его философия освободительной борьбы, ее ненасильственная концепция. «Сейчас и вчера вечером, — писал Л.Н.Толстой в апреле 1910 года В.Г.Черткову, — читал присланную мне с письмом книгу (одну раньше, другую после) одного индусского мыслителя и борца против английского владычества Gandhi, борющегося посредством Passive Resistance. Очень он близкий нам, мне человек. Он читал мои писания, перевел на индусский язык мое письмо индусу, его же книга Indian Home Rule по-индусски была запрещена британским правительством»[15]. Слова Толстого: «Очень он близкий нам, мне человек» — относятся как раз к тому «глубочайшему и многозначительному» в отношениях между русскими и индийцами, о чем напишет десятки лет спустя Великий мудрец.

В творческом процессе взаимодействия двух духовных традиций появилась первая «пара», персонифицировавшая этот процесс. Оба они, Ганди и Толстой, были людьми нравственного поиска, оба пытались осмыслить, а потом и применить ненасилие и во взаимоотношениях между отдельными людьми и между целыми сообществами. И, возможно, оба они тогда не подозревали, какую роль эта идея сыграет, когда мир, уставший от войн и агрессий, остановившись на краю пропасти ядерного уничтожения, осознает необходимость нового мышления и вспомнит об ахимсе применительно к взаимоотношениям между целыми странами.