Всякая религия имеет своё верование в то, что некогда исполнятся её чаяния, утолится религиозная жажда, осуществится религиозный идеал.
Отвести глаза от предмета не значит еще его устранить, и рассматривать мир из окна кабинета, от куда он представляется не живым, а лишь нарисованным, не значит еще возвысится над ним.
Идеал, по самому своему понятию, не соответствует действительности, он ее отрицает.
Павел Александрович Флоренский
Многие ли за деревьями видят лес?
Какая-нибудь былинка – не просто былинка, но что-то безмерно более значительное – особый мир.
Понимать чужую душу – это значит перевоплощаться.
Биологически – все, окружающее нас, есть наше тело, продолжение нашего тела, совокупность дополнительных наших органов.
Вглядись в явление – и увидишь, что оно есть шелуха другого, глубже его лежащего.
Все вещи взирают друг на друга, тысячекратно отражают друг друга.
Все мы осуждаем жадность в пище. Но почему же в таком случае необузданное удовлетворение другой естественной потребности – познания – не считается пороком?
Вся природа одушевлена, вся жива, в целом и частях
Духовная любовь выражается в преодолении границ самости, в выхождении из себя.
Ничего нельзя закрепить, утвердить окончательно.
Объяснить – для научного мировоззрения значит, в моих глазах, уничтожить конкретную целостность явления, доказать его иллюзорность.
Познание вещей позволяет дать им имена.
Где есть отступления от обычного – там ищи признание природы о себе самой.
Имена выражают природу вещей.
Любовь возможна к лицу, а вожделение – к вещи.
Если считать фокусы за обман, то еще неизвестно, кто именно обманут. Может быть, и сам фокусник обманывается насчет себя самого.
Жизнь с природой – жизнь, в которой столько черной работы и житейской грубости и которая тем не менее в глубине своей всегда носит сосредоточенность и подлинную любовь.
Насилуя Среду, Человек насилует себя и, принося в жертву своей корысти Природу, приносит себя самого в жертву стихиям, движимым его страстями.
Рев автомобиля разве не кажется минотавровым?
Природа – не безразличная среда технического произвола, хотя до времени она и терпит произвол, а живое подобие человека.
Тайна мира символами не закрывается, а именно раскрывается, в своей подлинной сущности, то есть как тайна.
Неведомое – жизнь мира.
Фаина Георгиевна Раневская
Настоящая фамилия Раневской – Фельдман. Она была из весьма состоятельной семьи. Когда Фаину Георгиевну попросили написать автобиографию, она начала так: «Я – дочь небогатого нефтепромышленника…» Дальше дело не пошло.
В архиве Раневской осталась такая запись:
«Пристают, просят писать, писать о себе. Отказываю. Писать о себе плохо – не хочется. Хорошо – неприлично. Значит, надо молчать. К тому же я опять стала делать ошибки, а это постыдно. Это как клоп на манишке. Я знаю самое главное, я знаю, что надо отдавать, а не хватать. Так доживаю с этой отдачей. Воспоминания – это богатство старости».
В юности, после революции, Раневская очень бедствовала и в трудный момент обратилась за помощью к одному из приятелей своего отца.
Тот ей сказал:
– Дать дочери Фельдмана мало – я не могу. А много – у меня уже нет…
– Первый сезон в Крыму, я играю в пьесе Сумбатова Прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: «Шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея…» После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнера. В публике смех, партнер, стеная, угрожает оторвать мне голову. Придя домой, я дала себе слово уйти со сцены.