Мудрые остроты Раневской

Еще одна ипостась Раневской – ее острословие.

Острый язычок Фаины Георгиевны сделал ее популярной не меньше, чем счастливые театральные и кинороли.

Ее остроумные ответы, замечания, комментарии разлетались по Москве и всему Советскому Союзу мгновенно, словно телеграммы-молнии, немедленно становились фольклором, часто без упоминания автора.

Многое «выловлено» и все же возвращено авторству Раневской, немало осталось «без подписи».

* * *

Если бы она жила в период перестройки в лихие 90-е, наверняка потребовалось несколько томов, чтобы собрать все ее меткие выражения.

Но и те, из далекой уже середины прошлого века, весьма актуальны сейчас.

Проникнитесь немного язвительной мудростью великой актрисы, соотнесите прочитанное с нынешним временем, и вы поймете, что человечество мало изменилось за последние полсотни лет, в общем-то, как и за последнее тысячелетие. А значит, Раневская с ее остроумием будет актуальна и востребована всегда. Особенно в России.

Волшебный храм искусства

Театр был святым местом для Раневской всегда. Она застала на сцене Качалова и Ермолову, Станиславского, Бабанову… играла в телеспектаклях с Грибовым… дружила с Алисой Коонен и ее супругом Тагировым…

А потому мерила и советский театр иной, чем многие другие, меркой.

Говорила, что на сцене нельзя играть, играют в песочнице или на барабане, сцена требует жить ролью, иначе будет фальшиво.

Ее считали вредной старухой, придирчивой и живущей лишь воспоминаниями.

Но те, кто умней и талантливей, прекрасно понимали, что планка Раневской просто высока, причем сначала по отношению к самой себе. Фаина Георгиевна любую крошечную роль превращала в значимую, легко переигрывала на сцене главных героев, потому актеры просто побаивались играть с ней рядом.

Зато какая это была учеба! – вспоминала Марина Неелова.

Театр для Раневской был всем, жила она одиноко и ничего другого, кроме пыли кулис, не ведала.

* * *

– Раньше театральные кулисы пахли гениальностью, а сейчас просто пылью.

* * *

– Станиславского надо отменить!

– Фаина Георгиевна?!

– Он свою теорию создавал, когда актеры на сцену играть выходили, жизни проживать за время спектакля. А сейчас приходят, чтобы ставку отработать. Сейчас если каждый будет демонстрировать себя в предлагаемых обстоятельствах, то сплошной базар получится.

* * *

Зная о постоянных стычках между Раневской и режиссером Завадским, актриса картинно вздыхает:

– С Юрием Александровичем так тяжело, он же считает себя гением…

Раневская замечает:

– Лучше уж режиссер-гений, чем режиссер-идиот.

* * *

– Завадскому мало своих творческих мук, мало даже актерских, он еще и зрительских ждет!

* * *

– Мало знать, как сыграть роль, попробуйте объяснить это Завадскому.

* * *

– Не всем режиссерам удается поставить Чехова, но многим удается испортить.

* * *

– Слишком популярная роль тоже тяжела. Зрители знают интонацию каждой фразы наизусть и просто не позволяют играть иначе.

Раневская имела в виду свою роль спекулянтки в «Шторме», на этот спектакль народ валом валил из-за одной-единственной сцены – допроса спекулянтки в ЧК.

* * *

Об актрисе:

– Она из отряда молеобразных.

_—?!

– Конечно, все мысли только о шубах.

* * *

Завадский:

– Я вечно хожу в дураках из-за ваших выходок!

Раневская радостно:

– Так это же хорошо! В дураках ходят только умные, значит, вы умный.

* * *

– Ну, уж от скромности Завадский не заболеет и не умрет! Он найдет другую причину для этого.

– Раньше я думала, что классику ничем испортить нельзя. Теперь понимаю, что недооценивала современных режиссеров. Даже Чехова умудряются испоганить.

* * *

– Многим современным режиссерам в аду уготована страшная участь.

– Почему?

– Поднять руку на Чехова, значит, совершить все семь смертных грехов сразу.

* * *

– Жаль, что, когда писались заповеди на скрижалях, еще не было театральных режиссеров. Иначе еще одной заповедью было бы «не навреди» по отношению к классике.

* * *

– Проще всего режиссерам кукольных театров – актеры на сцене привязаны на нитках и возражать тоже не способны. Но Завадский почему-то в кукольный театр переходить не хочет.

* * *

– В цирке лучше, чем в театре…

– Чем же, Фаина Георгиевна?

– В цирке хищники на арене выступают, а за кулисами в клетках. А в театре за кулисами они на воле, там и есть арена.

* * *

– У нас на один талант двадцать чиновников с лопатами, чтобы зарыть его.

* * *

– Ему крылья ни к чему, ползать у ног начальства будут мешать.

* * *

– Театр болото, но актрисы при этом вовсе не Царевны-лягушки, а просто лягушки. А еще змеи и пиявки.

Раневская ездила по провинции с концертной программой, в которой читала Чехова и играла отрывки из спектаклей. Зрители принимали прекрасно, правда, иногда восхищаясь не только игрой.

Она вспоминала, как после такого концерта к ней подошел восхищенный зритель и проникновенно похвалил:

– Хорошо играли, товарищ Раневская, но и текст написали тоже хороший.

– Это не я, это Антон Павлович Чехов.

Мужчина поскреб затылок огромной пятерней и засомневался:

– Не-е… Чехов – это же «Му-му»…

– «Му-му» – это Тургенев, – решила просветить его Раневская.

Тот обрадовался: