Босоногая Наташа, между тем, в своём разрисованном тёмными каплями дождя сарафане, путаясь в длинном подоле, уже несла из штабной избушки Антону старенькую гитару… Я вдруг осознал, что однажды уже где-то всё это видел. Без всякого сомнения!
Вот только никак не мог вспомнить – где? Или у меня уже крыша поехала от переутомления на новой работе? Кажется, подобное странное чувство называется дежавю… Забыв про еду, я напряжённо морщил лоб, оглядываясь растерянно по сторонам. Мои смутные, постоянно ускользающие воспоминания, которые всё никак не собирались в целостную картину, были явно не из приятных…
Я точно всё это уже однажды переживал! И сильный дождь тогда был, и пацаны под железным грибком в карты играли, и гром с молниями сверкал. Вот сейчас Антон закончит петь и заорёт, что-то там про бурю… Во всём этом была какая-то пугающая сознание нереальность.
Неужели и правда заорёт? Я уставился на менестреля в тревожном ожидании, лихорадочно шаря ладонью у себя по груди в поиске золотого меча на серебряной цепочке… Может всё это мне только снится? Но медальона на шее не было.
Антон заметил мой пристальный, напряжённый взгляд… Весело подмигнув, менестрель ударил по струнам и радостно завопил, перекрикивая оглушительные раскаты грома:
– Буря! Пусть сильнее грянет буря!
И в эту секунду, я всё вспомнил… Во рту у меня сразу пересохло. Словно вспышка молнии озарила тёмные, доселе недоступные сознанию, закоулки памяти. Сердце учащённо забилось, а перед глазами встало, в мельчайших подробностях, свидание с Алиной в осознанном сне, два месяца назад… И случившаяся нереальная, но от этого не менее страшная, трагедия с детьми на пляже.
Едва память воскресила сон, во всех его красках и звуках, как в моём мозгу словно щёлкнул невидимый секундомер… Он начал бесстрастно отсчитывать время до неминуемой трагедии. А в том, что она обязательно должна произойти сейчас, я теперь, после вопля менестреля, уже ничуть не сомневался…
Меня бросило в жар от представившегося вида разбросанных детских тел на песке. В неестественных, безжизненных позах… Отчётливо вспомнилась паутина необычных, синих следов на мальчишеских спинах. Такие специфические отметины оставляет на человеческой коже разряд молнии. Я даже мысленно увидел раскиданные по берегу, обгоревшие тузы и шестёрки… Но пока всё это было лишь в моём воображении.
Мысли лихорадочно скакали в голове… Что делать?! Неужели опять на моих глазах случится трагедия? Только теперь – наяву…
А секунды тикали себе неумолимо и равнодушно. И, похоже, я уже был не в состоянии предотвратить беду… Слишком уж поздно вспомнил про этот свой пророческий сон! Что же придумать, господи?!
Сколько тогда, во сне, прошло минут между воплем Антона и роковым ударом молнии в железный грибок? Не помню… Стоп! Можно попробовать приблизительно рассчитать это время… После возгласа менестреля про бурю, мы с Алиной отошли от костра. Почти сразу. Успели разуться, сделать несколько шагов босиком по мелководью. Потом ещё говорили о чём-то, глядя на картёжников… Вот тут молния в грибок и долбанула!
Так… Значит у меня ещё есть минут пять в запасе… Совсем ничего! Но хотя бы попытаться спасти пацанов надо… Только как это сделать сейчас?!
Я вскочил с мокрой травы и бросился к озеру, сжимая бездумно свой меч в руке. Вся моя остальная амуниция остались лежать в беспорядке на земле. Народ у костра посмотрел мне вслед равнодушно и слегка недоумённо… Чего это я вдруг сорвался с места? Ни с того, ни с сего… Но через минуту, впрочем, все про меня забыли. И опять обратили свои взгляды к перебирающему струны, Антону.
А он уже затянул новую песню… Не обращая внимания на разгулявшуюся стихию. По лицу, обнажённой, накаченной груди, рукам и гитаре менестреля сбегали водяные струйки. Капли дождя блестящими жемчужинами срывались и с мокрых, дрожащих струн…
Гроза достигла своего апогея. Молнии сверкали в свинцовом небе уже каждые две-три минуты… Но картёжники на другом берегу озера ничего не замечали.
Как же убрать пацанов из-под грибка? Незримый и неумолимый таймер в моей голове продолжал отсчитывать секунды… Роковой миг приближался. Но на ум мне ничего спасительного не приходило… Это была какая-то безвыходная, идиотская ситуация! И тогда я в отчаянии заорал во всё горло, прыгая у самой кромки воды, и размахивая мечём над головой, привлекая к себе внимание мальчишек:
– Эй! Пацаны!
– Чё надо, дядь? – оторвались от карт недовольные игроки, и уставились с любопытством на меня.
– Убегайте из-под грибка! Быстрее! – завопил я, срывая голос от напряжения и пытаясь заглушить очередной громовой раскат. – Сейчас в него ударит молния!
– Ага… Щас! Разбежались, – хмыкнули юные наглецы с другого берега. Они хладнокровно прикинули разделявшее нас расстояние, и убедились в своей полной безнаказанности. Пацаны смотрели на меня нахально, с дерзкими улыбками… Впрочем, вместе с вызовом, в их глазах читалось и недоумение – чего это я, незнакомый, взрослый мужик, пристал к детям?