То, что в деле замешан ребенок, немного разочаровало американского разведчика. Операция предстоял а тонкая…
Пока что кражи — только кражи. Расследует их какой-нибудь лейтенант милиции. Обворованные пишут жалобы, лейтенанту начальство мылит холку, но это не добавляет ему времени. Поймать-то мальчика можно: надо только понаблюдать за двором неделю-другую, как хочет Зайцев. Для лейтенанта это непозволительная роскошь, у него хватает других дел. Но если из квартир офицеров ГРУ начнут пропадать записные книжки и фотографии, в дело включится русская контрразведка, и мальчик попадется.
Поэтому записные книжки и прочее надо не красть, а копировать. Надо всаживать «жучки» в телефоны и компьютеры. И никаких краж! Кражи будут прикрытием на тот случай, если агент попадется; мол, воровать залез в квартиру. Ему же самому лучше пойти под суд как вору, а не как шпиону.
Вот и объясни все это десятилетнему. Доверь ему спецтехнику — те же «жучки», которые стоят на вес дороже золота, хотя никто их не продает на вес. Обучи его тактике поведения на допросе… Он и слово «тактика» вряд ли знает.
Но Бистрофф не терял надежды: найдется и взрослый. За умелыми действиями Нехорошего мальчика чувствовалась рука опытного преступника. Ребенок просто не мог все лето орудовать один и не попасться!
По книгам резидент неплохо изучил преступный мир России и знал, что мальчишки-форточники были еще в восемнадцатом веке. Чаще всего они не воровали сами, а, проникнув в квартиру, открывали двери для взрослых воров. Кстати, в Америке форточников не было никогда, потому что не было и нет форточек — там сдвижные рамы.
Бистрофф снова заглянул в отчет Зайцева:
Из посольства звонить по тайным делам опасно, да и нет смысла, ведь мальчишка все равно орудует днем. Завтра надо связаться с официантом, дать ему еще денег — пускай заплатит за все. Разумеется, Зайцеву нужно пообещать премию, если выведет на вора… И продумать запасной вариант на случай, если розыск затянется.
С этими мыслями Бистрофф лег в постель. Ему мерещились чистые листы в зеленой папке «ГРУ». Он садится к столу и не на компьютере, а от руки, смакуя каждую букву, вписывает новые и новые фамилии, звания, должности. И это лишь начало. Чем больше знаешь о человеке, тем его легче завербовать. Трубы у них текут, потолки протекают, вспомнил Бистрофф газетку. Может быть, у кого-то болеет старая мать или ребенок, и на лечение нужны большие деньги…
От предвкушения удачи резидент не мог заснуть. Пришлось выпить снотворное.
Глава XIV
Репутация Вити Галенкина
Но мы забежали вперед. Когда Дед и Маша вышли из «Компьютеров и периферии», было только без двадцати четыре.
Дед собирался в банкомат за деньгами, а Маше сказал:
— Иди к Сергейчику, вдруг ты там понадобишься. У нас не так много времени, скоро на стрельбы уезжать.
Только они разошлись, как вдруг к Маше пристал бомж:
— Девочка, купи рюкзак!
Воняло от него, как от протухшей селедки. Из бороды торчал налитой красный нос.
— Ага, ворованный, — сказала Маша и прибавила шага.
— Гадом буду — нет! — с отчаяньем крикнул ей в спину бомж. — Я его в старом доме нашел!
Маша остановилась и посмотрела на рюкзак: новый, почти не грязный.
— Дом в Тихом тупике?
— А где ж еще! Он тут один такой.
Бомж был одет в синее дамское пальто, сшитое на толстуху. Он болтался внутри, как язык в колоколе.
— А давно? — спросила Маша.
— Скажешь, что ты его потеряла?! — испугался бомж и спрятал рюкзак за спину.
«Не скажу. Но я, кажется, знаю, кто потерял», — про себя ответила Маша, а вслух спросила:
— Сколько вы хотите?
— Да на бутылку. А какой рюкзак! — стал расхваливать бомж. — Вот тут расстегнешь «молнию» — и он в три раза больше. Хошь, книжки в школу носи, хошь, картошку. Я бы пятьсот рублей за него взял, да спешу. Трубы горят, надо поправить здоровье.
— Две бутылки, если покажете, где нашли рюкзак, — сказала Маша.
— Да вон же! — Бомж показал грязным пальцем. — Не знаешь, что ли? Выходишь со двора…
— Знаю, — перебила Маша. — А в самом доме, внутри, где он лежал?
— У подвала под лестницей.
— Вот и ведите меня под лестницу.
— А не боишься? — ухмыльнулся бомж.