Муха с капризами

Обратите внимание: только пробормотал что-то себе под нос и не произнёс ни единого разумного слова. Не менее упорно молчал он, когда Катерина попыталась выведать, какое у него ко мне дело. Он делал вид, что не слышит её вопросов. Сел на ступеньки, которые вели к террасе, поставил возле себя корзинку, самую обыкновенную плетёную корзину с крышкой, и стал ждать.

Катерина потом рассказывала, что этот таинственный незнакомец ждал «нахально». Почему? Потому что не только не обращал на неё внимания, но якобы даже слегка насвистывал.

Мне так и не удалось установить, правда ли всё было так, как рассказывала Катерина. В известной мере сомневаюсь я также, можно ли вообще «нахально ждать». Впрочем, в нашей истории речь пойдёт не о том. Самое важное то, что, когда я вернулся домой, неведомый гость с корзинкой не сказал и мне ни одного слова. Он только подал мне конверт. В нём было письмо. Значилось там следующее:

«Вы как-то говорили мне, что хотели бы достать ворона. Прошу принять его от меня».

Под этим было изображено несколько замысловатых завитков. И всё.

Повертел я этот листок и так и сяк… Ничего не понимаю. Понятия не имею, кто бы это мог прислать мне в подарок ворона. Да, а где же посланный? Его и след простыл. Исчез, растворился, улетучился! Осталась только корзинка, а в ней, в этой корзинке, — Пипуш.

Ну, как по-вашему, разве это не таинственная история?

Я, конечно, сразу же открыл корзинку. Из неё немедленно выскочил клюв и разинулся во всю ширь, до крайних пределов. Казалось, что, заглянув в эту алую пропасть, можно просмотреть всю птицу насквозь, от лба до конца хвоста. Клюв глухо орал:

«Ррррааа!»

Вот вам и весь Пипуш!

С этой минуты и за всё долгое детство Пипуша мы только и видели что этот разинутый клюв. И слышали неустанное, сдавленное, хриплое «рррааа, рррааа!», что в переводе на человеческий язык означало «жрать!»

Вы знакомы со щенятами, правда? Вы знаете, что бывает у них порой аппетит, который действительно невозможно утолить. Я сам знал такого пёсика — вы, вероятно, догадываетесь, что речь идёт о Душеке, — который единым махом съедал целый коврик, а закусывал его половой щёткой. Так-то оно так, но этот щенок в свободные от обжорства минуты всё-таки жил: спал, играл, бегал, безобразничал. Наш Пипуш существовал только для того, чтобы жрать. Ни на один миг не закрывал он клюва, ни на секунду не переставал орать душераздирающим своим голосом:

«Рррааа! Рррааа! Жрать! Жрать!»

Кроме еды его ничто не интересовало. Он старался проглотить всё, что только можно было захватить вечно разинутым клювом. Кто-то, например, сидел на скамейке в саду и на минуту свесил руку.

Пипуш уже хватал его за палец и делал всё, что мог, чтобы этот палец проглотить. Свисал со стола угол скатерти — Пипуш глотал скатерть. Кто-то держал в руке тросточку так, что её конец не касался земли. Пипуш запихивал себе в горло кончик тросточки и глотал!

Целый день, с утра до вечера, бегал за мной, за Катериной, за Крисей и орал без передышки:

«Рррааа! Рррааа!» — и клюв его был разинут и поднят кверху.

Выглядел он как какой-то диковинный, бегающий, орущий, озверевший цветок. Ибо, надо отметить, горло Пипуша было превосходного, чистого ярко-алого цвета. Как коралл! И человеку делалось как-то не по себе, когда из такой прелести вырывался этот ужасный крик: «Рррааа! Рррааа!», которым Пипуш раздирал наши уши с утра до ночи.

Ворон приставал не только к нам, людям. Он бегал за Тупи, за Чапой, за кошкой, за курами, за утками, за гусями. Никто из наших солидных, благоразумных животных не мог избавиться от приставаний назойливого крикуна. Пипуш заглатывал хвост Тупи, уши Чапы, лапы Имки, кошки, добирался даже и до клюва Малгоси. И не переставал вопить.

С того времени, когда на нашем дворе появился Пипуш, и речи быть не могло о том, чтобы после обеда сладко подремать на солнышке. Все наши мохнатые и пернатые друзья, привыкшие считать себя полными хозяевами на дворе, теперь всячески старались убежать от этого прожорливого надоеды.

Это и развратило Пипуша. Когда попытались умерить наглость воронёнка, было уже поздно. Ибо Пипуш рос и мужал не по дням, а по часам. Вскоре он уже умел в случае необходимости вскочить на высокий забор или на крышу сарая. И ищи ветра в поле!..

Однажды Имка, кошка, попробовала разделаться с вороном всерьёз. Она прыгнула вслед за ним на забор и двинулась к Пипушу с таким выражением, что я подумал: конец нашему ворону! Куда там! Пипуш вскочил кошке на спину и так отколотил её своим клювом, что бедняжка с плачем убежала от него.

Да, Пипуш, потеряв красивые жёлтые усы и научившись есть с земли, почувствовал свою силу и уже никого не боялся. Что я говорю — не боялся! После битвы с Имкой началось самодержавное правление Пипуша на нашем дворе.