Муки науки. Ученый и власть, ученый и деньги, ученый и мораль

Родная моя сторона. Теперь можно рассмотреть и другой комплекс причин удержания от эмиграции – привязанность к родине. Это очень эмоциональный фактор. Можно говорить о высоких материях – патриотизме, чувстве национальной гордости и солидарности, о возмущении «предателями» (сменили гражданство!) и «перелетами» (ищут, где лучше, забыли могилы предков), о чувстве долга перед родиной. В этом видят специфически человеческие чувства, отличающие человека от животного. Можно поставить вопрос иначе: человек – такое же территориальное животное, как кошка и многие другие животные. Он привыкает к родной территории, уверенно себя чувствует на ней, а на других – робеет и страдает. У него в детстве работает психологический импринтинг, привязывающий его к родной территории. При такой постановке вопроса привязанность к родине – не особое отличие человека, а животный инстинкт, только украшенный красивыми словами. Кстати, от этого он не становится слабее.

Но и в том и в другом случае не понять, почему у населения России это чувство сильнее, чем у жителей европейских стран и Америки. Англичанин или американец, приезжая во Францию, очень быстро акклиматизируется и может жить там нормально годами. Немцы годами жили в Италии или в Англии. Были и русские, годами жившие за границей, – Тургенев, Иванов, Герцен. Но это были исключения, единицы, выходцы из дворянской интеллигенции, по цивилизации вполне западной. Для массы русского народа переезд в другую страну тягостен, несмотря на все заманчивые блага и удобства западной жизни. Почему?

Кроме слабого владения языками (оно преодолевается), привычки многих работать спустя рукава и получать за это минимальную, но гарантированную зарплату (на Западе так не получится), и других препятствующих различий, есть и еще по меньше мере две особенности России, которые мешают российским гражданам легко покинуть обжитые места и отправиться на поиски счастья за рубеж.

Чемодан, вокзал, Европа. Первая особенность состоит в том, что наше население вообще менее мобильно, чем западное. Это можно хорошо наблюдать на примере ученых. Ведь мы в юности поступаем в вуз и этот единственный вуз заканчиваем. А на Западе искони было принято у студентов за время студенческой жизни сменить два-три университета в разных городах, а то и странах. Затем, устроившись на исследовательскую или преподавательскую работу, наш выпускник может до смерти проработать на одном месте, часто в том же вузе, который он окончил, и это считается нормальным. А на Западе нормальным считается смена места работы при каждом повышении статуса. То есть в своем нынешнем учреждении ученый в норме не получит повышения. Скажем, чтобы доцент стал профессором, он должен подать на конкурс в другой вуз, в другой город.

Почему так сложилось? В значительной части здесь действовали традиции крепостничества, не так уж давно отмененного у нас, при которых прочная связь человека с местом его жизни и работы считалась нормой. Кроме того, сказывались колоссальные трудности добыть жилье на новом месте. Мы живем с вечным дефицитом жилья и его потрясающей дороговизной в сравнении с обычными заработками ученых. Тогда как на Западе при каждой смене места проживания ученый легко снимает новое жилье или покупает новый дом, продав свой старый.

Дружеская община. Вторая особенность нашей страны заключается в том, что в ней люди привыкли жить общинами. Это старая очень прочно укорененная традиция. Сначала это были кровнородственные общины – роды, племена, кланы. В Чечне до сих пор общество остается на этом уровне. Потом, еще на заре Киевской Руси, родовая община сменилась территориальной. Деревня, село составляли «мир» русского крестьянина, миром решались все важные дела – игрались свадьбы, проводились похороны. Мир совершал переделы земли так, чтобы в каждой семье каждому едоку обеспечить, с чего кормиться. В сельской общине действовала круговая порука в общении с помещиком – он не с каждого взимал оброк, а с «мира», а уж мир распределял по семьям и людям.

Эта община существовала вплоть до столыпинских реформ, которые должны были высвободить русских хозяев для развития капитализма. А колхозы продлили существование общинного быта и после революции (с декларированным социализмом у них не было ничего общего – это были все те же крепостные хозяйства, только хозяин был один – в Кремле). Мы только-только начали выходить из этого мира. Все разговоры об особой русской соборности не так уж бессмысленны, если представить себе в их основе реальную общинную традицию.