Муки ревности

— Я хочу, чтобы к концу августа вас здесь не было. Что касается Чудотворца, он на следующей неделе вернется в Людвик. Я больше не хочу, чтобы вы на нем ездили. Я надеюсь, вы понимаете, что мое решение окончательное. Позволить вам на нем ездить было моей первой ошибкой. Что касается Марка, то если вы хотите иметь с ним отношения, это ваше дело. Но вам лучше подумать о последствиях. Вашей ноги больше в Медоуз не будет — можете быть уверены.

Керри вскочила на ноги. В глазах ее стояли слезы.

— Ну пожалуйста, мистер ван Бурен! — взмолилась она. — Что такого я сделала? Я не сделала ничего плохого.

— Я не хочу больше обсуждать эту тему. А теперь убирайтесь, — сказал он, глядя на нее с отвращением.

Потеря Чудотворца была столь ужасна, что Керри почувствовала, как жгучая боль пронизывает ее с головы до ног. На чудовищную несправедливость Линди Керри отреагировала единственным известным ей образом. Дрожа от ненависти, она перегнулась через широкий стол и смело посмотрела в лицо ван Бурену.

— Ты, подлый негодяй! — выкрикнула она. — Тебя гложет зависть из-за того, что твой сын получил то, что ты хотел сам. Мне жаль Марка, он в десять раз человечнее, чем ты. А ты всего лишь старый грязный развратник!

Повернувшись, она выбежала из кабинета, ничего не видя из-за слез.

Линди стоял, сжав кулаки. Лицо его побагровело от ярости. Неожиданные слова Керри, в которых заключалась чистая правда, так разозлили его, что если бы она задержалась еще на миг, ван Бурен ударил бы ее по лицу — лишь бы согнать с него презрительную усмешку, которая так больно задела его самолюбие. Никто еще так точно не наносил ему удар. Линди налил себе виски и тупо уставился в вечернюю тьму.

— Маленькая сучка! — Голос его был похож на раскаты грома.

За конюшней Керри пустилась бежать, охваченная дикой идеей сейчас же оседлать Чудотворца и ускакать на нем в ночь. Но увидев, как тот мирно лежит и дремлет на куче сена в своем стойле, Керри поняла, что не сможет этого сделать. Слезы, которые гордость не позволила ей показывать при Линди, сейчас ручьями текли по щекам. Она бросилась к Чудотворцу и, всхлипывая, уткнулась в его бок. Он тихо заржал и прижался носом к лицу Керри — как будто понимал всю глубину ее несчастья.

— Нет, Чудотворец, я никогда не сделаю тебе ничего плохого, — запинаясь, прошептала Керри, глядя в его темные глаза. — Мой родной мальчик, я не смогу без тебя. О Боже! — заплакала она, прижавшись лицом к его бархатистой морде.

В жизни Керри, и без того полной несчастий, не было ничего ужаснее, чем предстоящая потеря Чудотворца. Только Керри понимала все оттенки его поведения. Только она знала его любимые лакомства. Знала, как успокоить его перед выступлением. Только Керри точно знала все его возможности. Мысль о том, что на Чудотворце будет ездить кто-то другой, была для нее невыносима. Из-за нее, Керри, он лишится дома и будет отправлен в Людвик. Раскаяние ее было неизмеримо. Керри позволила Марку — по сравнению с ней слабаку — вовлечь ее в то, что привело к ее собственному падению. А что касается Линди — она попала в его тщательно расставленную ловушку, как кролик в силки. Рыдая у лошади, Керри вспомнила тот день, когда умер Брендан. На всех Фалунах лежит проклятие судьбы, не позволяющее им поступать так, как велит сердце. Их судьба — бесцельно скитаться по земле, подобно остаткам какого-то презренного племени, нарушившего некий священный завет.

Выплакав все слезы, Керри заснула рядом с Чудотворцем, убаюканная его теплом и запахом.

Однажды в середине августа Шаннон вышла из такси в Нейи. Она долго ходила по обсаженной деревьями улице, разыскивая нужный адрес. Медная табличка на двери сказала ей, что старое здание с ажурными балконами — это клиника Лефевра. В парке по соседству звенели детские голоса, и это вносило во все окружающее какой-то странный диссонанс. Шаннон с удивлением обнаружила, что неотрывно наблюдает за игрой в «классики».

Медсестра, открывшая сверкающие полированные двери, вполне походила на служанку, принимающую посетителя.

— Входите, мадам, — сказала она, провожая Шаннон к столу регистрации. В уютном помещении стояла тишина, нарушаемая только тиканьем часов и шорохом пера по бумаге, когда медсестра заполняла карточку Шаннон.

— Мы поместим вас на третьем этаже. Там тихая комната с прекрасным видом и ванной. Желаете подняться сейчас же?

В похожей на клетку кабине лифта они поднялись на третий этаж, потом прошли по устланному коврами коридору. В светлой, просторной комнате с лепным потолком высокая металлическая кровать казалась неуместной. Ближайшая подруга Шаннон, тоже модель, рекомендовала ей эту тихую клинику Лефевра, где дамы парижского света делали аборты.

— Я пока уйду, чтобы мадам могла распаковать вещи, а потом вернусь. В шкафу вы найдете халат. Операция назначена на вторую половину дня.

Шаннон неподвижно стояла, пристально глядя в открытое двухстворчатое окно. Снизу доносились крики играющих детей. Легкий ветерок шевелил кружевные занавески. Их движение, казалось, на миг загипнотизировало Шаннон.