Мулан

Трактирщик поднял кустистые брови.

– Надо же, как мне сегодня повезло! – заметил он. И, повернувшись к залу, крикнул: – Солдат хочет заплатить чаем!

Зал грянул хохотом.

– Но это всё, что у меня есть, – запротестовала Мулан, понимая, что это пустая отговорка.

Трактирщик покачал головой.

– Нет, – сказал он, – далеко не всё. Твой меч, например. – Он кивком указал на оружие на боку Мулан. – Твои доспехи. Я слышал, снаружи у тебя неплохой конь. Выменяй их, и можешь есть, как император, целый год.

Мулан бросило в холодный пот, а сердце тяжко забилось в груди. Она думала, что держалась неприметно, а и хозяин, и посетители трактира, очевидно, следили за ней с самого её прибытия. Они заметили и оружие, и Чёрного Вихря. Ей сделалось очень и очень страшно. А что, если её попытаются ограбить?

Весь зал смеялся, и смеялся над ней. Мулан взглянула на незнакомые лица, и ни в одном не увидела ни тени сочувствия или сострадания. Страх резанул ещё острее. Схватив свои пожитки – и чай, – Мулан вылетела из таверны.

Вскочив на Чёрного Вихря, она пришпорила его. С едой придётся подождать до следующего города. Желудок громко запротестовал. Быть может, до следующего города недалеко.

Глава 8

Мулан сидела возле огня, старясь отогреть руки. Костёр был небольшой. У неё не было сил искать валежник в ближайшем перелеске. Но теперь, тщетно пытаясь согреться, она жалела, что не набрала больше веток.

Со стоном она стянула отцовские башмаки. Тряпки, которые она засунула в них, чтобы нога не выскакивала, окрасились ржаво-красным. Ступни были покрыты сочившимися кровью мозолями, давнишними и свежими. Она скривилась, глядя на свои ноги, а затем сунула их поближе к костерку. Нагнувшись, она подобрала сумку с едой и заглянула внутрь. Там лежало одинокое яблоко. Вздохнув, она протянула его Чёрному Вихрю, и тот мигом с ним управился.

– Может, если я попрошу прощения, семья примет меня обратно... – проговорила она. Чёрный Вихрь перестал перебирать копытами и замер. Но ничего не ответил.

Взглянув поверх костра, Мулан в удивлении вытаращила глаза. Птица вернулась.

Чудная неприглядная пичуга, которую девушка видела уже трижды, теперь сидела на лежащем неподалёку бревне и смотрела на неё. В животе у Мулан забурчало.

– Эта жуткая птица так уродлива, что её, наверное, нельзя есть? – посоветовалась она с Чёрным Вихрем.

В ответ птица громко чирикнула.

А желудок Мулан снова заворчал. Она потянулась за мечом. Безобразная – не значит невкусная, вовсе не обязательно. Уже приподнимаясь, Мулан вдруг услышала шаги. Она повернулась в испуге, и птица улетела.

– Приветствую тебя!

Мужской голос раскатисто пророкотал среди деревьев. Стиснув пальцами рукоять меча, Мулан обернулась и выставила оружие перед собой. Два длиннобородых монаха в обтрепавшихся плащах смотрели на её поверх костра. Они были намного старше неё, и годы иссушили их лица. Один был смуглый и темноволосый, другой светлее. Позади маячил понурый ослик.

– Тебе нечего опасаться, друг мой, – сказал темноволосый незнакомец. – Мы лишь монахи, странствующие по земле в надежде приумножить счастье и сдержать хаос. – Другой монах закивал и сверкнул зубами в улыбке. Мулан стояла с каменным лицом. Темноволосый продолжал, указывая на улыбающегося монаха: – Это брат Рамтиш. Я брат Скаш. Мы готовы предложить еду и дружбу.

Еду? От одного слова у Мулан потекли слюнки. И едва монахи достали провизию, страх бесследно рассеялся. Выпустив меч, она схватила тарелку, положила себе риса и села. Ей очень хотелось побыстрее набить рот, но в памяти звучал голос матери, велевший есть медленно и церемонно. «Но матушке никогда не приходилось голодать», – подумала Мулан, впрочем, вкушая рис ровно так, как её учили.

Глядя на неё, Рамтиш захихикал. Он повернулся к Скашу.

– Кажется, перед нами самый вежливый голодающий из всех, что я видел.

Скаш кивнул.

– Да, это исключительно хорошо воспитанный юноша. – Он потянулся к своей котомке. – Брат Рамтиш, я предлагаю скрасить нашу трапезу глотком вина.

Мулан сдержала улыбку. Что-то ей подсказывало, что монахи нередко так скашивали себе жизнь. Поскольку они обращались к ней как к мужчине, она была только рада закрыть глаза на монашеские возлияния, коль скоро они помогут ей сохранить инкогнито. Однако Скаш налил чарку и протянул ей.

– Благодарю, – сказала Мулан, покачав головой, – но я не пью.

– Солдат, который не пьёт? – переспросил Скаш. – Брат Рамтиш, наш спутник не так прост.

Мулан перестала жевать, и сердце её забилось быстрее, когда оба монаха повернулись и вперили в неё пристальный взгляд.

Скаш продолжал:

– Видал ли ты подобного солдата?

– Не видал, – отозвался Рамтиш.

Мулан разом проглотила остаток риса, и он камнем упал ей в желудок. Затем, откашлявшись, она попыталась развеять их подозрения.

– Ну, вообще-то, – начала она старательно низким голосом, – я покуда ещё не солдат. Меня призвали в императорскую армию, которая должна отразить нападение северных захватчиков.

Скаш прищурился, однако согласно закивал.