Кто-то из писателей сравнит Петербург с Пальмирой. И пойдёт, и поедет это сравнение по городам и весям, и будут называть российскую столицу Северной Пальмирой. Так вот, на одной из улиц Северной Пальмиры под названием Грязная, в доме? 14 жил Радищев Александр Николаевич. А работал сей господин на таможне. Ну, живёт человек, ну, работает, что в этом плохого? А нет ничего в этом плохого. Но только зуд творчества у этого человека в одном месте завёлся, и начал он писать поздними вечерами книгу под названием «Путешествие из Петербурга в Москву». Ладно бы просто писал, но Радищев почему-то делал это втайне от всех. Да и Бог бы с этой тайной, да только как на грех пересеклись дорожки работника таможни Радищева и купца первой гильдии Лапина. Простое пятиминутное дело растянул Александр Николаевич на целых два дня. У Ивана Андреевича с литературой и так были нелады, кроме матерных стишков, а за сочинение по книге Радищева он в своё время получил двойку, из-за чего одноклассница, к которой он испытывал пылкую симпатию, отказалась с «двоечником» пойти в кино. На память Лапин никогда не жаловался, а такой отказ вообще забыть невозможно. И надо же такому случиться, что и через двести с хвостиком лет назад эта… этот… короче, данный господин, снова путает Ивану все планы.
— Рустам, — обратился Лапин к сотруднику безопасности корпорации, когда тот вошёл в комнату, где Иван сидел за столом и пил водку, — ты знаешь такого Радищева Александра Николаевича?
— Заместитель начальника таможни? — после некоторых размышлений ответил вошедший.
— Ага, — ответил Лапин и замахнул стопку водки, после чего прислушался к себе, кивнул и потянулся за огурцом, лежащим на тарелке.
— И чем вас, Иван Андреевич, заинтересовал этот Радищев?
— Книжки, гад, пишет, — хрустя огурцом, ответил купец.
— Ну, и пусть себе пишет. Нам-то, что с того? — Рустам присел напротив него.
— Очень вредные книжки он пишет… А ещё этот писака задержал на два дня наши товары на таможне.
— Так вы из-за товара… — улыбнулся Рустам.
— Нет, из-за книжек.
— Хм… А что не так в его книгах?
— Пургу разную гонит в своих книжках, а мне потом тёлки отказывают…
— Э-э… Пургу? Тёлки? — Рустам внимательнее пригляделся к Лапину, — Иван Андреевич, да вы пьяны.
— Может и пьян, — не стал спорить Лапин.
А дальше удивлённый сотрудник безопасности услышал следующее:
— Но знай, — после лирической минутки продолжил Лапин, — если ты не грохнешь этого писаку, то я сделаю это сам!
— Давайте завтра об этом поговорим, Иван Андреевич, хорошо? — встревожился Рустам.
— Завтра, так завтра, — ответил Лапин и влил в себя ещё одну стопку водки, после чего встал и пошёл к кровати, на которой через некоторое время благополучно уснул.
Рустам же сел писать письмо в Тюмень, в котором просил у Агеева разъяснений. Через полтора месяца ответ был получен: «Всю бумагу у клиента забрать для растопки печей. В благодарность за бумагу подарить ему груз 200». Сказать, что Рустам удивился, значит — нечего не сказать. За полтора месяца наблюдений и сбора информации он не обнаружил ничего, чем Радищев мог бы помешать «Приюту». Но если с Лапиным он ещё мог бы поспорить, то Агеева слушался всегда.
20 августа 1789 года в петербургском особняке корпорации «Приют» Рустам, сидя в кресле напротив Лапина, докладывал ему.
— В Париже, Англии и во Франкфурте всё прошло, как и было задумано.
— Сколько человек знает об истинной смерти короля?
— Четверо, Иван Андреевич. Вы, я, исполнитель и Марсель Каримович.
— Подробности можно?
— Конечно. Обманом украли дочку у английского баронета. Перстень, что она носила, проиграли в карты одному из придворных слуг короля. Отцу девочки сказали, что этот придворный убил его дочку. Тот, естественно, захотел отомстить. Подсказали ему место и способ. Наш человек заранее подобрал удобную точку, недалеко от этого места. Когда подъехала карета с королём, он ликвидировал слугу баронета, и быстро занял исходную точку. Только карета остановилась, и вышел Людовик XVI…
— А почему остановилась карета? — удивился Лапин.
— На дороге устроили скрытую ловушку. Когда авангард охраны проехал, то наш человек дёрнул за верёвку и ловушка открылась. Туда копытом и угодила одна из лошадок, и продолжать путешествие уже не смогла.