Мулен Руж по-русски. Пенталогия

— Хорошее желание! — улыбнулся Лапин, — а нас для чего собрал?

— Хотел посоветоваться с вами по этому поводу.

— Сколько ему сейчас лет? — спросил Агеев.

— Одиннадцать.

— Ага, значит, через два года нужно будет везти его в Петербург. Морской кадетский корпус у нас там находится.

— Думаю, — привлёк к себе внимание Муравьёв, — что пришла пора всерьёз заняться его обучением.

— А разве сейчас он не серьёзно занимается?

— Науки — это хорошо, их он знать должен. Я говорю о физическом и психологическом развитии. Нужно его на ферму везти.

— Жена не отпустит. Она по-другому видит процесс воспитания мальчика. Учителя сами ходят к нам домой.

— Какая на хрен жена, Алексей? — возмутился Лапин. — Разве баба может из пацана воспитать мужчину? Знаю я, кто к вам ходит. Учителя музыки, словесности, этикета, поп с богословскими книжками, да парочка учителей иностранного языка. Кроме иностранного языка других полезных вещей не вижу. Хорошо, хоть ты сам преподаёшь ему математику и физику. Спортом он у тебя практически не занимается. Его в кадетском корпусе все пи…ить будут! Ты этого хочешь?

— Нет, конечно! — возмутился воевода.

— Тогда посылай супругу, а лучше сажай на свои три буквы, а пацана отправляй жить на ферму. Не хрен слюнтяя растить. Кто «за»? — Иван посмотрел на всех.

Этим вечером Елена Михайловна Казанцева увидела своего всегда доброго и покладистого мужа совершенно с другой стороны.

— Дорогая, Иван сказал мне сегодня, что хочет стать морским офицером.

— И что ты решил? — улыбнулась супруга воеводы.

— Раз хочет, пусть будет. Через два года ему предстоит ехать в Петербург.

— Это хорошо. Я подберу учителей, которые научат мальчика, как вести себя в высшем свете. К нам и сейчас приходят…

— Никого подбирать не нужно, — перебил её Казанцев, — он отправляется жить в деревню, там его будут всему учить.

— В деревне, милый? Уж не заболел ли ты? — с недоумением посмотрела Елена Михайловна на своего мужа.

— Именно в деревне. Я подобрал для него хороших учителей, которые обучат мальчика всему, что должен уметь будущий офицер.

— Но почему в деревне? И что это за учителя, я их знаю? Разве нельзя чтобы они приходили к нам домой? — высыпала удивлённая женщина сразу кучу вопросов.

— Можно, — Казанцев предпочёл ответить на последний, — только у нас дома они не смогут научить его тому, чему он должен научиться.

— А что не так с нашим домом, Алексей? — Елена Михайловна никак не могла понять своего мужа.

— Слава Богу, с нашим домом всё в порядке.

— Тогда в чём же дело?

— Дорогая, почему ты не принимаешь пищу в уборной комнате? — Казанцев решил донести до жены свою мысль, используя образные сравнения.

— Что ты такое говоришь, Алексей? Зачем мне принимать пищу в уборной? — ещё больше изумилась супруга.

— А затем, что уборная не предназначена для приёма пищи, но, однако, никто не говорит, что с этой комнатой что-то не так.

Елена Михайловна окончательно запуталась в том, что говорит ей муж. Она смотрела на него растеряно и испугано. А Казанцев продолжал:

— Как уборная не предназначена для приёма пищи, так и наш дом не предназначен для той системы обучения, которая потребуется мальчику.

— Но почему? — женщина решительно не хотела понимать мужа.

Казанцев сочувственно посмотрел на жену. Он понял, что объяснить ей ничего не удастся. А говорить правду не имел права.

— Потому что так надо, — решил завершить он этот неприятный для него диалог, — и это моё решение. Надеюсь, больше к данному разговору мы возвращаться не будем.

После этих слов Казанцев развернулся и ушёл, оставив растерянную жену в одиночестве. Подумав некоторое время, женщина решила обратиться за советом к Игнату, как к человеку лучше всех знающего её мужа.

— Чего госпожа изволит? — спросил Кощеев, когда Елена Михайловна вызвала его к себе.

— Игнат, ты знаешь, что Алексей Петрович хочет увезти Ивана в деревню?

— Знаю, госпожа.

— Но почему он так делает? Разве нельзя учить мальчика дома?

— Думаю потому, что после такого обучения дом превратится в руины.

— Игнат, что за ужасы ты мне здесь рассказываешь? Почему наш дом должен превратиться в руины.

— Так Алексей Петрович из Ивана офицера будет готовить. А офицер должен стрелять, рубить, скакать. Думаю, что если всё это будет происходить дома, то люди подумают, что у нас идёт война. Да и для малышки Анастасии Алексеевны такой шум не желателен, зачем дитя пугать? Такими делами лучше заниматься в деревне.

— Ты, думаешь, Игнат, что Алексей Петрович так поступает из-за Насти?

— Конечно же — нет, Елена Михайловна. Но ваш дом это не военный полигон и не казарма. Просто Алексей Петрович сам военный и знает, какая жизнь ожидает Ивана в морской академии, поэтому хочет подготовить его заранее, чтобы ему было не так трудно среди других подростков.

— Хорошо, я поняла тебя, Игнат, ступай.

— Всего хорошего, госпожа, — поклонился Игнат и вышел.

«Бедный мальчик, — подумала Елена Михайловна, — с такого раннего возраста тебе придётся познать тяжесть солдатской жизни. Надеюсь, Алексей приставит к Ивану хороших учителей, и они будут оберегать его».