"Так… — густо, точно прокашлявшийся мотор, расхохотался и Гребенюк. — Все шутишь, Разум!" — "Шучу! — весело согласился Алешка. — Юмор жизнь продлевает… А чем бы Раскольников писал рубай?" — "Не знаю…" — "Топором!" — Снова хохот… Гребенюк хитро прищурился: "А на чем бы Раскольников писал рубай? Не знаешь? На старушках!" Учитель и ученик расхохотались и снова обнялись. В глазах Гребенюка стояли слезы: "Рад тебя видеть, Алешка. Что планируешь делать дальше, где работать собираешься?" — "Здесь, у вас. Точнее, у нас. В Детской комнате милиции № 7, — сразу посуровев, ответил Алешка. — Комната — мой дом. Куда мне без нее? Буду, как и вы, лечить искалеченные судьбы таких же мальчишек, каким был я сам десять лет тому…" — "Здорово! — Гребенюк снова обнял Разума. — Будем работать вместе. Дел — непочатый край! И у меня для тебя найдется подарок… — Гребенюк потянулся рукой к черному чемодану под столом. — Прислали нам в Детскую комнату новый инвентарь. Да только для меня он слишком современный. Старую собаку, как говорится, новым фокусам не научишь. А тебе в самый раз…" — "Что это? — Алешка присел на корточки рядом. — Швейная машинка?" — "Нет, это диапроектор. Или фильмоскоп. Я думаю, он тебе пригодится в твоей будущей работе…" — Гребенюк щелкнул карабинами, поднял крышку. Алешка с любопытством глядел на сверкающий черной эмалью диапроектор: "Красивый какой…" — тронул его рукой…
Это, несомненно, был тот самый аппарат, на котором Разум Аркадьевич крутил мне свой диафильм.
Разумовский продолжал на удивленном полувдохе:
— Виктор Тарасович, заинтригованный совершенными формами фильмоскопа, присел рядом с Алешкой: "Этот прибор, Разум, станет твоим верным другом и помощником. Вместе вы совершите множество добрых дел! Я уверен в этом!"
Для пущей торжественности в качестве звуковой подкладки Разум Аркадьевич промычал музыкальные фразы из "Нашего паровоза", "Орленка" и "Если с другом вышел в путь", заплетя их вместе, словно косу.
— Поначалу не все шло гладко у Алешки Разума, — признался Разумовский. Снова возник кабинет Марии Александровны Вол. Она сидела за столом. Разум Аркадьевич протягивал исписанный лист.
"Товарищ капитан, Мария Александровна. Освобождайте меня от работы. Не обладаю я способностями воспитателя. Я не должен был отпускать Бориса с детской экскурсией. И то, что недосчитались двоих малышей — это тоже моя вина! Я поверил, что Боря покончил со своим грязным прошлым, а он при первом же испытании сорвался…" — "Напрасно коришь себя, Разум, — мягко отвечала Вол. — Если ты уйдешь, мы потеряем настоящего воспитателя. А Бориса мы найдем. Даю слово! Вместе с тобой мы вернем его людям!"
На экране высветилась нищая комнатка — голые стены, узкая кровать, табурет, на столе диапроектор. Рядом настольная лампа. Хмурый Разумовский потягивал из стакана чай.
— И вдруг скрипнула дверь. Он оглянулся. Кто это пожаловал? На пороге показался… Борька? Точно, он!
Этот Борис оказался чернявым подростком лет четырнадцати. Щеки его заливал багрянец стыда.
Голос у Бориса был каким-то девчачьим — возможно, Разумовский чуть перестарался с детской озвучкой:
"Хотел слинять, Разум Аркадьевич, до вокзала добежал, на электричку сел… И не смог. Совесть замучила. В реформаторий идти не решился, пришел к вам домой. Вы уж только простите меня! Снимите груз с души!" — А Разум смотрел на своего подопечного и думал, что у него самого словно гора с плеч свалилась. А ведь легче всего было осудить Бориса, отвернуться от него. Но Разум не отрекся от своих принципов, веря, что это последнее падение перед большим взлетом. И он не ошибся! — прокричал ликующим голосом Разумовский.
— Несколько лет спустя бывший несовершеннолетний насильник Борис напишет письмо: "Вы научили меня жить по-новому! Вы вернули мне разум, дорогой Разум Аркадьевич! Спасибо! Немного о себе: поступил в педагогический, через пять лет я буду учителем начальных классов! Представляете, какая радость ждет меня впереди?!"
Замелькали похожие на пестрые голубиные крылья вороха исписанных листов, забормотали голоса: "Разум Аркадьевич, пишу вам письмо с сообщением, что успешно закончил педагогическое училище и устроился в школу учителем труда. Специальность слесаря, которую получил благодаря вашему совету, очень мне пригодилась.
А в августе буду держать экзамены в университет, пойду на вечерний. Верьте, к прошлому возврата не будет. Ваш бывший подшефный Максим".
"Дорогой Разум Аркадьевич, спасибо вам за все то, что вы сделали. Лишь сейчас я в полной мере оценил ваш великий труд. Вы для меня стали больше, чем отец. Вы воскресили меня!"
Разум Аркадьевич с экрана — уже ровесник нынешнего Разумовского — обратил прямо ко мне растроганное лицо: