Мультикультурализм и политика интеграции иммигрантов: сравнительный анализ опыта ведущих стран Запада

Западноевропейский опыт, как, впрочем, и американский, демонстрирует, что излишняя тематизация различия (права на различие) ведет к закреплению этнических установок и идентичностей, а так называемая интеркультурная педагогика, казалось бы, предназначенная для воспитания толерантности, на деле способствует постоянному воспроизводству дискурса различия. По-этому идея общеевропейской господствующей, или руководящей, культуры, укорененной в демократическом сообществе, члены которого связаны друг с другом не религиозной или этнической идентичностью, а коллективной идентичностью граждан этого сообщества, поддерживается многими европейскими интеллектуалами (вспомним, например, идею конституционного патриотизма Ю. Хабермаса, который видит гражданство единственной альтернативой этнической идентичности). Предполагается, что подобная гражданская идентичность должна быть превыше любой этнической и религиозной идентичности: конечно, при этом никто не выступает против религии как частного дела каждого индивида, однако на публичном уровне только демократическая гражданская идентичность должна иметь решающее значение. По мнению левых европейских интеллектуалов, только на такой основе возможно успешное решение задачи интеграции неевропейцев в европейское общество. Однако одновременно высказывается следующее опасение: «…под предлогом, что объединяющаяся Европа нуждается в общей истории, а значит, и в общей памяти, ведется речь об одной доминирующей интерпретации не только истории Европы, но и истории регионов и отдельных европейских стран».[257]

Впрочем, многие европейские интеллектуалы забывают, что само исламское мировоззрение чрезвычайно своеобразно. Прежде всего, нужно иметь в виду, что ислам – это не только мировая религия. «Основы, на которых строится внешняя и духовная жизнь каждого мусульманина, заключены не только в откровениях Корана, но также и в Сунне и хадисах, составляющих законодательные традиции», – пишет норвежский исследователь П. Н. Воге в книге «Ислам и современный мир».[258] В них определены правила и нормы, касающиеся устройства государства, общества, а также отношений между людьми, которые и называют шариатом. Многие из этих норм и принципов, как отмечает либеральный мусульманский исследователь Абдуллахи Ан-Наим, живущий в США, несовместимы с современными нормами международного права, в том числе в области прав человека. Хотя не существует единой стандартизированной версии шариата, исторически он, безусловно, предполагает неравенство мужчин и женщин, мусульман и немусульман, допускает рабство, применение силы с целью распространения ислама и др.[259]

Кроме того, «христианство и ислам имеют разное понимание мира сего и Царствия не от мира сего, духовного и мирского. Христианство различает родину духовную (Небесное царство) и мирскую (национальное государство – отечество). А для мусульманина существует только одна родина – умма, т. е. община всех верующих-мусульман, а разделение духовного и светского [для правоверного мусульманина. – В. С.] – это худшая несправедливость, означающая процесс деисламизации. Поэтому если христианский универсализм не ставит под сомнение национальную и государственную принадлежность, то исламский универсализм претендует на исключительность, и разделение по языковому, национальному, идеологическому, ценностному и страновому принципу для него лишено смысла. Ислам – это вера и культ, это родина и гражданство, которые аннулируют различия между правоверными. … Говорить о светском или умеренном исламе так же неверно, как невозможно отделить веру от шариата».[260]