Мультилюди

Он так и не понял, как за какие-то секунды в ЭТОМ мире ему удалось достроить и свести воедино свои воображаемые миры. Они просто вспыхнули у него в сознании – сразу, во всем своем объеме и истории, будто бы в действительности реализовался тот самый принцип сжатия «персонального времени».

Вот к чему были все эти «дальневосточные агенты»: они нужны были только для того, чтобы однажды спасти его и его друзей. А может, и не для этого вовсе. Но ведь если ружье висит на стене в начале книги…

А статуя… Черт с ней – пусть ее историю пишут политики. Тем более, что теперь она просто груда камня. Идол, которому можно поклоняться, и не более. Хотя сила идола вовсе не во внутреннем устройстве. А в желании людей видеть силу и мощь воображаемого божества…

Главное, во что теперь верил Олег – это в материальность СЛОВА.

Кто-то, сочиняющий в своем выдуманном мире его, Олега, судьбу, сам обрел плоть и кровь, благодаря Олеговой фантазии. Это казалось невозможным, но ведь спасение пришло оттуда…

А может, и нет никаких воображаемых миров, а есть только реальные, которые мы всего лишь открываем, благодаря неведомому никакой науке чувству? А может вся жизнь и состоит из сотворения миллиардов новых миров?

Может, сидят сейчас по всему миру тысячи известных никому неизвестных людей и пишут наши судьбы. По-английски, по-русски, по-арабски…

Кто знает…

Хорошо одно: вот улыбается Олегу симпатичная и все еще загадочная девушка с синяком под глазом, который все же не в состоянии лишить ее обаяния. Вот, сверкнув «корочками» и пробравшись сквозь плотно стоящих спецназовцев, бегут сюда Либидо и Свин. Эти люди в этой реальности для него пока еще закрытая книга. Пока.

Жаль Федора Михайловича. Он, почему-то, выпал из сюжета… Если можно так сказать про человека… Видимо, нельзя надеяться дословно написать жизнь… Как и слишком верить в свой зловещий рок….

Вот маленькое для человечества, но громадное для человека чудо: из-под безжизненных тел поднимается воскресший во второй раз Эдик. Лицо его искажено гримасой боли, но он жив! Он осторожно снимает с себя лохмотья одежды и расстегивает облегающий бронежилет. Тот просто усеян блестящими металлическими бляшками…

Олег подошел к сцене. На полу лежал Эго. Его странное «альтер-Эго» В оболочке террориста Артура.

Хочется надеяться, что его последнее послание найдет своего адресата, и что оно действительно стоит жизни.

Странно вот так стоять над телом придуманного тобой героя. Того, кто придумал тебя. Еще страннее, если понимаешь, что на полу – ты сам…

К нему сзади подошел Эдик. На его плечи была накинута «трофейная» спортивная куртка.

– Ну, вот. Все кончилось хорошо, – сказал он.

– Хорошо? – скривился Олег.

– Очень хорошо для миллионов людей. Страшное оружие не попало в руки террористов. Жаль, что оно не досталось и хорошим людям…

– Хорошим людям оружие ни к чему, – сказал Олег. – Вообще – черт с ним, с оружием. Главное, что вы живы.

– Это хорошо, – кивнул Эдик. – Хотя и не главное. Надеюсь, что вы – хороший человек.

– То есть, – не понял Олег.

– Вы – такое же оружие, как была эта проклятая статуя. Так не стреляйте по воробьям. А тем более – по людям.

– Не буду, – отозвался Олег.

Зал быстро наполнялся спецназовцами и спортивного вида гражданскими. Те оттесняли людей от сцены и от тюков со взрывчаткой.

А на задних рядах кресел двое молодых людей осматривали место побоища жадными взглядами. Один из них незаметно водил из стороны в сторону невзрачным тряпичным свертком.

– Николя, сцену, сцену возьми крупным планом!

– Знаю, Санчес. Не учи ученого…

– Будем выходить – сними тайком все, что перед первым рядом…

– Ты гонишь, Санчес. Чтобы у меня отобрали камеру и записи? Я такого не переживу! Я ее брошу здесь и попытаюсь хоть кассету вынести.

– Бросишь камеру? Ты знаешь – сколько она стоит?

– А ты знаешь, сколько стоят те кадры, которые я сделал? Не знаешь? Ну, если протащим пленку – я тебе расскажу. Закачаешься…

-10-

…Они сидели на берегу моря, кидали в него камешки и впервые за все время откровенно болтали друг с другом…

Они были совсем другими, вовсе не такими, какими он описал их в своих «Мультилюдях».

Они были гораздо лучше. Потому что были настоящими…

– Самое загадочное, – таинственным голосом рассказывал Либидо. – О чем этот Эдик общался с руководством – неизвестно, но статуя самым таинственным образом исчезла. И нам запретили вообще вспоминать о ней. Грозились даже стереть память…

– А это и впрямь возможно? Я про память, – спросил Олег.

– Много чего возможно в этой жизни, – многозначительно произнес давешний психолог, а теперь – просто Свин. Елки-палки, как же не шла ему эта кличка!

– Жалко, конечно, – посетовал Либидо. – Мы так и не поняли, как она действует…

– А может, никак она и не действует, – отозвался Свин. – Просто кому-то очень хочется молиться новому божеству. Хорошо, что она исчезла. И без нее у нас скоро будет дел по горло…

Они созерцали закат над задумчивым морем и слушали крики чаек, кружащих вокруг башни сотовой связи…

– Пап, напиши за меня сочинение, а?