– Хм. Друг сказал, что вы поймете, о чем речь. Он просил вас прекратить писать, как он выразился, прозу. Сказал, что добром это не кончится. Странно, да? Настойчиво так просил передать. А вы и впрямь пишите? Издавались?
– Пишу, – пожал плечами Олег. – Не издавался.
– Наверное, хотите опубликовать что-то разоблачающее? В этом случае искренне не советую. Мои друзья ОТТУДА шутить не любят. Вернее, у них совершенно специфическое чувство юмора…
– Да что вы, какие там разоблачения, – зачем-то разоткровенничался Олег. – Если хотите знать, я вообще мистику пишу – просто из головы, что выйдет.
– Да? – странным голосом сказал Федор Михайлович, – Тогда тем более...
– Вы не согласны со мной? – напористо продолжал Олег. – Почему я должен прекращать писать? Если и будет кому-то хуже, то только мне самому…
– Хм. Возможно. Только мне определенно сказали: последствия от вашей м-м… писательской деятельности будут катастрофическими. Именно так и сказали. А шутить они не любят…
– Это я понял, – довольно грубо сказал Олег.
– Вы знаете… Это, конечно, не мое дело… А, знаете, давайте выйдем на улицу. А то тут ушей посторонних полно…
– И вам так кажется?
– Я знаю.
Они вышли из бесшумно разъехавшихся дверей в бодрящую вечернюю свежесть. Некоторое время молча шли по аллее под кипарисами. Наконец, Федор Михайлович заговорил.
– Видите ли в чем дело… Даже не знаю, что меня дернуло ввязаться во все это. Если бы это были какие-то шпионские дела, пусть даже моего друга, которому я, кстати, обязан жизнью, я бы ни за что не согласился помогать ему.
Еще с минуту пожилой шел, задумчиво теребя подбородок. Наконец, продолжил, осторожно выдавливая из себя фразы.
– Во-первых, я сначала не понял, почему он обратился именно ко мне. Возможно, действительно, потому, что я ему серьезно обязан, и между нами редкостное доверие сложилось. Хотя я и не видел его лет двадцать…
«Двадцать лет! – подумал Олег, – Хорошо же сохранился этот Эдик»..
– Во-вторых, я вообще не люблю все эти игры. Но когда он рассказал мне о вас… В общем, я честно выполнил его поручение, передав вам его же пожелания.
Федор Михайлович вдруг остановился, как вкопанный и, близоруко прищурившись, посмотрел на Олега.
– Вы э-э… вообще, понимаете, о ком я говорю?
– Да, – коротко ответил Олег.
– А теперь я буду говорить от своего имени. Я считаю, что вы имеете право знать это. Вы не один такой…
– Какой, – тупо спросил Олег.
– Пишущий.
– Спасибо за информацию, – хмыкнул Олег.
– Я имею в виду, пишущий то, что материализуется в действительности. Именно поэтому я здесь. И разговариваю с вами, а не решаю преспокойно кроссворды, выполнив свое скромное поручение.
– И кого же еще из «пишущих» вы знаете?
– Как минимум одного. Себя.
И Федор Михайлович поведал следующую историю.
Будучи курсантом-связистом, Федя пытался писать стихи. Тогда это была всеобщая мания – Вознесенский, Евтушенко и иже с ними... Лирики с физиками… Федя же был и физиком, и лириком в одном лице. Девушки еще несли в себе ореол чего-то романтического, не выступая пока в качестве только некой утилитарной цели. Поэтому написано было много. По сути – банальщина, поток сознания и откровенная ерунда. Так и продолжалось бы дальше, пока воинская рутина не отбила бы желание попусту марать бумагу, если бы Федор не оказался в числе лучших курсантов с самой безукоризненной с точки зрения особистов и политотделов родословной.
И молодого выпускника отправили в «ящик». Вернее даже не собственно в «ящик», то бишь, закрытый НИИ, а на полигон, где испытывались новые системы радаров и дальнего обнаружения вообще..
На молодых спецах лежала обязанность следить за аппаратурой, согласно инструкциям и руководству научников.
Умному Федору сразу показалось странным, что управление новейшей по тому времени аппаратурой доверили молодым, пусть даже лучшим, но совершенно неопытным ребятам: ведь перед испытаниями научники неизменно покидали связные машины с аппаратурой и исчезали в бетонных бункерах.
В те времена были в моде стихи, но не лишние вопросы. Раз надо, так надо.
Комплекс испытывали с месяц. Это была система глобального обнаружения атмосферных и комических целей. На круглый экран «глобального радара» можно было вывести любой квадрат пятьдесят на пятьдесят километров в любой точке земного шара, просто подкрутив пару верньеров грубой и еще пару – точной настройки. Конечно, никаких подробностей бывшим курсантам не рассказывали, но имевшим дело с другими системами и так становилось ясно: здесь работают принципы, не имеющие ничего общего с традиционными.
– Понимаете, Олег, – глядя ему в глаза, тихо говорил Федор Михайлович. – Это были шестидесятые годы. А система глобального обнаружения помещалась в одном железном шкафу в будке грузовика. А сейчас подобные функции выполняют и самолеты «Авакс», и сеть спутников, и антенны размером с небоскреб… Спрашивается – почему?
Любопытно, что, дав подписку о неразглашении, в дальнейшем ничего об этой системе Федя так и не услышал.
Чудовищно эффективная система, видимо, по какой-то причине, так и не встала на вооружение.