Стоя на пороге забегаловки под названием «Пьяный кучер», где топил горе в вине, Нестор Бельгран невидящим взглядом смотрел, как поливальщик пытается пристроить на голове своей лошаденки соломенную шляпу с прорезями для ушей, а шляпа никак не желает держаться ровно.
Взад-вперед по бульвару расхаживали двое полицейских, то и дело вытирая пот со лба. Они с подозрением оглядели Нестора, его помятую физиономию и красный носище. Однако пьянчужка вел себя смирно, порядок не нарушал, а полицейским было лень его задерживать. Они просто прошли мимо. Нестор икнул, и слезы потекли по его щекам. Умерла! Она умерла из-за бродяги, продавшего ей испорченную рыбу. Ему, Нестору, не дали даже с ней попрощаться.
«Эти мерзкие студенты-медики выпотрошат ее, как карпа! Не беспокойся, Аделаида, я за тебя отомщу!»
Нестор решил вернуться в дом на улице Корвизар. Он много раз видел бродягу, продавшего отравленную рыбу, и знал, что тот прячется в том парке за оградой заброшенного дома. Чего бы ему это ни стоило, он выманит его.
Мысли, проносившиеся в голове, только пуще распаляли его гнев и горе. Оборвалась счастливая жизнь в «Уютной каморке». С кончиной Аделаиды исчез уютный мирок, защищавший его от всех невзгод. Никогда больше он не прижмет к себе жаркое тело любовницы, которая была столь ему преданна, что даже носила ему кофе в постель. Никогда больше он не пойдет покупать булки к матушке Газелль, булочная которой благоухала хрустящим хлебом, или яйца к матушке Блондо. Отныне он один, без крыши, без денег. Все, что у него осталось — боль в пояснице. Перед ним открывалась лишь одна перспектива — лачуги Орлеана, городка Жанны д’Арк, притоны рецидивистов и нищих. Казалось, изголодавшийся вечер с жадностью пожирал дневной свет. Нестор выругался. Он слишком плотно поужинал, ноги отекли, и ему не хотелось никуда идти. Но желание отомстить за Аделаиду заставляло его собрать волю в кулак.
Две проститутки ходили взад-вперед по тротуару недалеко от бледного газового фонаря. Они сказали что-то ехидное в его адрес, и он обложил их, не замедляя шага.
Нестор заметил пролом в стене. Не раздумывая, он пролез к здоровенному валуну с надписью «Ноно любит Нини», и тихо усмехнулся, найдя неподалеку старую консервную банку, пустую бутылку и сломанный фонарь. Тот, другой побывал здесь, а раз так, он его разыщет.
Опустив голову, он пошел по аллее, ведшей к поместью. Он знал этот дом, так как не раз распивал в нем винцо, а парк выбалтывал ему свои секреты.
«Подожди-ка, я сниму с тебя шкуру, и ты узнаешь, что почем».
Свет между зарослями приближался. Он пробирался от дерева к дереву, идя вдоль тропинки, параллельной аллее. Прокричала сова.
— Вот же он!
Присев на корточки в высокой траве, он ощутил то же, что чувствовал, когда готовился совершить злодеяние.
Свет был почти рядом. Нестор прижался к земле. Через мгновение он понял, в чем дело. Это были огни тележки. Вдруг она свернула с дороги и поехала по извилистой тропинке. Нестор вскочил и тихо двинулся вдогонку. Он вдруг почувствовал себя охотником, выслеживающим добычу.
Тележка исчезла. Слабый свет мерцал на втором этаже. Должно быть, нищий выбрал себе жилье в одной из комнат. Нестор принялся было подниматься по лестнице, но гнилое дерево не выдержало его веса, и ступеньки провалились. Он упал вперед, вытянув руки, чтобы смягчить падение, и понял, что поранил себе ладони.
Свет переместился влево. Взобравшись на кучу кирпичей, он мельком увидел огромную тень, устремившуюся к другому выходу. Он взглянул на строительный мусор, которым был усеян пол, и достал свой нож с ограничителем.
Его внимание привлекла приоткрытая дверь. Он прислушался, анализируя малейший шорох, но услышал лишь собственное дыхание и скрип досок.
«Он там», — сказал он себе.
Внезапно все погрузилось во тьму. Он зажег спичку. Вторая лестница вела вниз. Он отважился пойти по ступенькам, ведя рукой по стене, пропитавшейся запахом гнили. Он чиркнул второй спичкой. Ботинки попали в какую-то лужу, и что-то проскользнуло у ног, чуть задев край брюк.
Черт, крысы!
Позади послышался скрежет. Он резко обернулся, сжимая нож, и смутно увидел какую-то фигуру. Упав на колени, он поднял руку, чтобы защититься. Металлический предмет размозжил ему ладонь. Он взвыл, уронив нож, на него кто-то навалился, и чьи-то жесткие пальцы сомкнулись на его шее.
Ночь была тяжелой. К грохоту молотка, который словно взрывал изнутри его череп, добавились мучительные бессвязные образы. Они мелькали в сознании, перетекая один в другой: руки подвешивают к балке женщину, задушенную петлей; голубь превращается в чудовище — получеловека-полуптицу; платье из тонкой блестящей ткани тает, тает, пока от него не остается крошечная красная лужица; человечек, заточенный в бутылку, взрывается, обращается в конфетти, конфетти засыпает дом подобно сухим листьям, а из пруда испаряется вода…
На коже выступил холодный пот. Он проснулся и сел в кровати, тяжело дыша. Эти дневные галлюцинации хуже ночных кошмаров. Но отныне и те и другие будут его постоянными спутниками, и ему никуда от них не скрыться.