— Уж куда занятнее, — заметил Бонд. — Но почему бы тогда не приостановить работы и не произвести общую проверку? В конце концов, все это слишком серьезно, чтобы пускать дело на самотек.
— Сегодня рано утром состоялось совещание кабинета министров, — сказал М., — и премьер-министр задавал этот же вполне законный вопрос. Имеем ли мы свидетельства попыток, или даже намерений, саботировать «Мунрейкер»? Ответа нет. Есть лишь смутные подозрения, выплывшие на поверхность лишь в последние сутки благодаря туманному донесению Тэллона и двойному убийству. Все согласились, что покуда мы не располагаем уликами, оба эти инцидента следует объяснять невероятным нервным напряжением, царящем на площадке. А пока, с учетом нынешней политической ситуации, было решено, что чем скорее «Мунрейкер» позволит нам обрести независимый голос на международной арене, тем будет лучше для нас, и, — М. пожал плечами, — вероятно, для всего мира в целом. Все также сошлись на том, что на данный момент имеется гораздо больше доводов в пользу запуска «Мунрейкера», нежели против. Министр ассигнований вынужден был это признать, хотя он прекрасно осознает, как, впрочем, и вы и я, что каковы бы ни были факты, для русских саботаж «Мунрейкера» накануне испытаний явился бы колоссальной победой. И преуспей они в этом деле, проект надолго бы попал под сукно. Над ракетой трудятся пятьдесят немцев. Любой из них может иметь родственников, которые до сих пор могут находиться в руках русских и, значит, могут быть использованы в целях оказания нажима. — М. помолчал, посмотрел в потолок. Затем, опустив глаза, он задумчиво вперился в Бонда.
— Министр попросил меня встретиться с ним после совещания. Он сказал, что никак не мог отозвать Тэллона немедленно. Его преемник должен владеть немецким, иметь опыт антидиверсионной работы и опыт работы против наших русских коллег. МИ—5 предложила троих кандидатов. Однако в данный момент все они заняты на заданиях, но в считанные часы могут быть отозваны. Однако затем министр поинтересовался моим мнением. И я его высказал. Оно было передано премьер-министру, и все формальности были тут же улажены.
Бонд с обидой и раздражением глядел в эти серые неуступчивые глаза.
— Итак, — безо всякого выражения проговорил М., — сэр Хьюго Дракс уже извещен о вашем назначении и сегодня вечером ожидает вас к ужину у себя в штаб-квартире.
10. Агент особого управления
Вечером того же вторника, что приходился на последние числа мая, Джеймс Бонд гнал свой огромный «бентли» по прямому как стрела шоссе Дувр — Мейдстон. Было шесть часов.
Несмотря на то, что скоростная езда требовала предельной собранности, Бонд мысленно возвращался к тем шагам, которые были предприняты им после того, как четыре с половиной часа тому назад он покинул кабинет М.
Пересказав вкратце суть дела секретарше и наскоро проглотил в столовой обед, он попросил механика поторопиться насколько возможно с наладкой машины и потом доставить ее, заправленную под завязку, к его дому. Затем, взяв такси, он добрался до Скотленд-Ярда, где без четверти три у него была назначена встреча с помощником комиссара полиции Вэллансом.
Внутренние дворики и тупички Скотленд-Ярда как всегда показались Бонду похожими на тюрьму, с которой сняли крышу. Тянувшиеся вдоль погруженных в прохладу коридоров люминесцентные лампы слизывали естественный цвет со щек сержанта, расспрашивавшего Бонда о цели визита и следившего за тем, чтобы он поставил свою подпись на бланке цвета незрелого яблока. Такую же шутку сыграло освещение и с физиономией констебля, который провел Бонда по короткой лестнице и дальше по тусклому проходу между рядами безымянных дверей в приемную.
Невзрачная женщина средних лет с потухшим взором человека, много повидавшего в жизни, вошла в приемную и сообщила, что помощник комиссара освободится через пять минут. Бонд отошел к окну и выглянул в серый дворик. Из здания вышел констебль, без шлема казавшийся до неприличия обнаженным, и пересек дворик, жуя на ходу разрезанную надвое булочку, между половинками которой что-то розовело. Было очень тихо, сюда не долетал шум автомобилей с Уайтхолла и с набережной. Ему стало не по себе. Еще никогда не доводилось Бонду иметь дело с этим чужим ему ведомством. Он будет отрезан от товарищей, своих обычных дел. Уже теперь, в этой приемной, он чувствовал себя не в своей тарелке. Среди посетителей этой комнаты попадались только преступники или осведомители, да еще иные важные персоны, тщетно пытавшиеся избежать наказания за вождение автомобиля в нетрезвом виде или отчаянно надеявшиеся доказать Вэллансу, что его или ее сын не гомосексуалист. По пустякам в особое управление не ходят. Здесь либо обвиняют, либо оправдываются.
Наконец, женщина позвала Бонда. Он загасил сигарету о крышку жестяной коробки из-под сигарет «Плейере», которая служит пепельницей чуть ли не во всех приемных различных госучреждений, и проследовал за ней по коридору.