Селена не хотела об этом говорить. Она смотрела в окно. Чудилось, будто она высматривала там кого-то.
На кофейном столике лежали россыпь скомканных салфеток и, как флаг проигравшей страны, развернутое письмо, написанное мелким кривым почерком.
Мое письмо хранилось в сумочке, и я еще не прикасалась к нему.
– Мне жаль, что я с ним так и не попрощалась, – высказала я вслух то, что, возможно, волновало меня больше всего.
Я до последнего не верила, что он умрет, и в лесу злилась как чокнутая, когда остальные прощались. Я ненавидела их за это, пыталась остановить их, будто от этого он не смог бы уйти.
Я до сих пор не знала, правильно ли мы сделали, что убили его. Если бы Уоррен стал монстром – монстром, но живым, – стало бы мне легче?
Томас поставил кружку кофе передо мной и ободряюще улыбнулся.
Между нами тремя появилась какая-то идиллия. Мы были благодарны простому мальчику по имени Уоррен, вспоминали его последние слова и наполнялись решимостью сделать невозможное. Ради Уоррена.
Никто из нас не произнес ни слова, но я поняла, что они поддержат меня.
– Я выясню, что готовит Кармина, – спокойно сказала Селена, вытирая подступающие слезы.
Я вопросительно посмотрела на Томаса, делая глоток из крошечной кружки. Настоящий эспрессо: тягучий, горький. То что надо.
Он протянул мне руку, и я отдала кружку. Чистой воды фарс, но мы поддерживали игру. Томас резко перевернул кружку и посмотрел на узор.
– Видишь? – Он показал кружку мне.
Я вгляделась в парочку темных пятнышек, пытаясь рассмотреть рисунок.
– Танцующий шут?
Томас кивнул и улыбнулся.
– Трикстер, – догадалась я.
Усталость превратилась из раздражающей в невыносимую. И даже подсказка Томаса вызывала головную боль. Желания рваться в «Гекату» и болтать, возможно, с самым опасным из всех демонов у меня не было.
Я вызвала такси и попрощалась с Томасом и Селеной. Все-таки мы были командой «Спасите Уоррена» и останемся ею до конца. Даже после смерти он помогал нам, больше всех остальных.
Где-то на полпути к дому мне позвонил Каспий. Каждая фраза звучала спокойно и аккуратно:
– Ив, я в больнице, у Горца…
Он в морге. Вместе с Уорреном.
Слезы потекли из глаз, я прикрыла лицо рукой. Таксист посмотрел на меня без малейшего сочувствия.
– Ты не хочешь…
– Разберешься с этим сам, ладно? – перебила я, представляя, как он от обиды поджал губы. Он быстро попрощался и отключился. За это я была ему крайне благодарна.
Мунсайд – темно-синий город. Но сегодня он был серым. Плотно затянутое небо. Было непонятно, где солнце, есть ли облака, вечер или день. Я бросила взгляд на цифры над магнитолой: два часа. Казалось, что был поздний вечер.
Элиза встретила меня с жалостливым выражением лица, от которого стало еще хуже. Припухшие от слез глаза смотрелись странно на лице зомби. Она протянула ко мне руки, желая заключить в объятия.
Но я так не хотела быть жертвой.
Я вырвалась из маминых рук и взлетела по ступенькам вверх.
Уставившись на зияющую дыру в двери моей комнаты, я решила войти внутрь. Забралась на кровать с ногами и обвела взглядом помещение, мысленно возвращая игрушки на место, заглядывая в шкаф, где мы прятались с братом.
Мне так его не хватало. Кави не умел сочувствовать, для него смерть была обыденным делом и не вызывала эмоций, присущих людям.
Я никогда не ценила простых людей, лишенных магических способностей, самых простых и заурядных, с сердцем нараспашку и мелочными заботами.
Сжавшись в комок, я смотрела на пустое кресло, где всегда сидел Кави, и не могла понять свои чувства.
Какую игру он вел? Как он мог надеяться, что я пойму все сама и спасу Мунсайд?
Подожди.
Сквозь сон ко мне пробралась одна важная мысль. Кави ничего не говорил про Мунсайд. Он хотел спасти меня. Меня.
Взгляд скользнул вниз, на пол.
А если он убил моего брата по его просьбе? Если они просто хотели вытащить меня из плена менталистов? А потом из города?
Я вздрогнула. А вдруг они слышали меня прямо сейчас?
Но истощенный организм победил, и я провалилась в сон.
На лице Седрика Горца застыло безумное выражение. Его тонкие, хилые ручонки тряслись от возбуждения.
– П-п-полутрансформация… mandibulla в-в-выставлена вперед. А зубы…
Он ощупывал тело Уоррена как какой-то экспонат, тыкал в его челюсть, показывал заостренные зубы и едва сдерживался, чтобы не взяться за скальпель. У Каспия тоже тряслись руки, но от злости.
Он ненавидел некромантов, как и большинство нечисти. Работающие также под покровительством Барона Субботы, все как один больные извращенцы, не имеющие ничего святого. И да, поголовно фанатики Корнелиуса.
Каспий едва сдерживал себя, чтобы не начистить этому придурку морду.
Уоррен казался спящим, безмятежно-спокойным, как никогда раньше. Каспий не мог оторвать от него взгляда, не мог принять, что перед ним мертвый человек. Казалось, сейчас он нахмурится, подожмет губы и перевернется на бок.
В горле стоял ком.
– Отличный в-в-выстрел, – скалился Горц, глядя на инкуба, – п-п-прямо в сердце.