Мунсайд

Если напрячь слух, можно было услышать жутко неприятный лязг аттракционов. Чертово колесо возвышалось над нами грудой ржавого железа с остатками голубой краски. Я помнила, как оно выглядело много лет назад. Мы приходили обычно на закате, и на входе я всегда задерживала дыхание и ждала, когда в сумерках вспыхнут огни и их свет забьет по глазам.

Стойки были заколочены, американские горки обрывались на полпути, а рельсы обвил плющ. Сцена из фильма ужасов.

– И как мы здесь что-то найдем? – спросила Селена. – Мы даже не знаем, что искать.

– Я ставлю на письмо, – сказала я, выбираясь из машины и кутаясь в свитер. Коробку с «Монополией» я все-таки оставила. Мне показалось, что я потеряла точку опоры.

– Никаких видений, оракул? – ехидно поинтересовался Каспий.

Создавалось впечатление, что он был из-за чего-то зол, но, вместо того чтобы все высказать, решил вести себя как последний козел.

– Предлагаю разделиться, – авторитетно заявила Селена, оглядывая луна-парк. – Вам – восточная часть, нам – западная, встретимся у комнаты смеха.

И была такова, даже выбора мне не оставила. Я бы лучше отправилась на поиски с ней или с Томасом, а не с Каспием, который сейчас был невыносим.

Недовольно переглянувшись, мы двинулись к веренице заколоченных будок и прилавков, где раньше продавали билеты и стреляли в тир. Какие-то из них были открыты, но, кроме комьев мусора, ничего.

Ветер сбивал нас с ног. Через пять минут захотелось вернуться в автомобиль.

– Не расскажешь, что случилось у магов? – Каспий косился на телефон, и это тоже меня изрядно подбешивало. Кажется, он совсем не верил в нас.

– Нет, – тут же ответила я.

– Кави тебе что-то сказал?

Я отвлеклась от проверки детских каруселей, подняв удивленный взгляд на Каспия. Я не говорила, где была после… инцидента в лесу, но, видимо, догадаться было несложно.

– Я говорила с ним.

Каспий удивленно вздернул одну бровь, а затем, будто что-то вспомнил, опять спрятал руку в карман.

– То, что писал Трикстер? При возникновении опасности…

– Появляется настоящий Кави, да-да. – Я сделала глубокий вдох и махнула рукой в сторону крутящихся лотосов. С детства ненавидела такие тошниловки. – Я… пырнула его ножом… два раза, – неизвестно зачем соврала я.

Каспий даже замер, затем качнул головой.

– Что? И он… он…

– Излечился. Мгновенно. Я знала, что так и будет, – снова соврала я. Тот момент чистого безумия я вспоминала с колотящимся сердцем и криком в голове «забудь, забудь, забудь». Потому что кроме ужаса и отвращения было еще кое-что, то, чему я не хотела бы давать название. – Даже кровь как будто впиталась обратно.

Каспий прищурился, услышав последнюю фразу, будто это было самым важным.

– Но… как он тогда попал в больницу?

– Кольт говорил, что был странный нож.

– Ритуальный?

– Может, заговоренный.

– Кто способен так заговорить нож?

– Я думала об этом. – Ни в одном из лотосов тоже ничего не было. Была еще маленькая дверца, где находился мотор, но и она была закрыта, да и вряд ли Кави спрятал что-то настолько незаметно. – Помнишь, был такой Авель Лавстейн…

– Конечно, – Каспий чуть ли не сплюнул. – Inquisitio haereticae pravitatis sanctum officium, убийца Люцифера.

Авель Лавстейн – Гитлер местного масштаба. Если Корнелиус был этаким Виктором Франкенштейном, жестоким чудилой, то Авель Лавстейн в конце XVII века устроил здесь настоящую резню. Будучи религиозным фанатиком, он мечтал о Мунсайде как о новом Иерусалиме и считал, что людская вера в безумие креста поможет возродить здесь и апостолов, и ангелов. Но для этого Мунсайд нужно было «очистить». Он привез сюда так называемый Inquisitio haereticae pravitatis sanctum officium – Святой отдел расследований еретической греховности, короче говоря, инквизицию. Это было время четвертого поколения, может, третьего, Мунсайд был еще силен, люди с охотой верили в нечисть. Прибывшие из Франции и Италии сановники начали жестоко истреблять нечисть под руководством Авеля. Еще до своего воссоединения он покинул Мунсайд, чтобы побывать в Риме и Иерусалиме. Ходили слухи о его сокровищнице, святых артефактах, чуть ли не о Святом Граале. Именно в это время появилась Жатва. Истребили половину магов, мелких демонов, вампиров и оборотней (эльфов почти не тронули), а главное – Люцифера, на тот момент самого сильного католического демона. После его смерти инквизиция расслабилась и не приняла всерьез заявления «Один к трем». Воспользовавшись этим, большую часть приезжих истребили, оставшиеся уехали подальше из города, а Авеля убил лично Асмодей. Была показательная казнь, как говорил Кави. Власть перешла к его племяннику, так как фанатик не спешил обзаводиться потомками, пока не завершит свое святое дело. Кави говорил, что главной проблемой для Авеля было то, что городом правил демон из мусульман, а не христиан. Он ненавидел его больше всего. Кави даже упоминал, что Авель лично убил Люцифера, так как тот отказался заменить Кави. Авель чтил не столько добродетель, сколько христианский стиль, желая следовать ему даже в вопросах зла.

– Может, что-то из его сокровищницы. Помнишь что-нибудь из Библии насчет ножа?