Муравечество

Муравьи существуют на Земле практически без изменений около двухсот миллиардов лет и считаются одним из самых успешных видов на планете. Сравните, скажем, с хомо сапиенс при их каких-то жалких полутора тысячах лет. Вопрос в том, чему мы, человечество, можем научиться о долговечности у муравья? Муравьи, как и люди, существа социальные. Думают и действуют с мыслью о других. Их индивидуальные решения всегда идут во благо общества. Конечно, они могут быть агрессивны и воинственны по отношению к другим муравьям — но только к муравьям вне их собственной колонии. Вот где муравьи и люди расходятся. Люди — животные социальные, но даже в собственных сообществах ведут себя враждебно по отношению друг к другу. Эта индивидуальная состязательность и станет нашей погибелью. Выход для людей — рождаться в кастах, как муравьям. В идеальном мире нельзя взять и решить, скажем, стать кинокритиком; им либо рождаешься, либо нет. В подобном мире не будет зависти. Мне бы после возмужания доверили должность кинокритика «Нью-Йоркера», и все бы понимали, что я — эксперт во всем кинематографическом. Другие бы рождались врачами, или гимнастами, или заготовщиками болванок для шляп. Мы бы вносили равный вклад в нашем конкретном роде занятий во имя общего блага. Могли бы, как и муравьи, по-прежнему ненавидеть всякие другие колонии, но в пределах своей собственной поддерживали бы мир. Никто бы не считал себя неудачником, потому что у представителей так называемых «низших» профессий не было бы особых ожиданий (или разочарований). Так что, например, мусорщика уважали бы так же, как…

Концовка фильма! Ей-богу, теперь я ее вспомнил! Она происходит через миллион лет, в будущем! Ну конечно! Кальций! Ну конечно! Все еще не вспоминается миллион лет до нее. Остается пробелом. Возможно, благодаря последовательному припоминанию заключительного сегмента этот огромный провал вернется сам собой, или хотя бы получится восстановить его по частям. Как кинокритик, киноман, режиссер, наперсник покойного Джозефа Кэмпбелла (при жизни, конечно же! Ха-ха!), изобретатель и, возможно, единственный практик кинопросмотра задом наперед, я считаю себя чрезвычайно и уникально подготовленным для обратной реконструкции сюжета. Прямо как мой новообретенный друг Кальций. Мы во многом похожи — этот самый непохожий на других муравей и я.

И вот так просто возникает полностью вспомненный конец фильма Инго. Где же все это время он был погребен в этом чудовищном чуде под названием мой человеческий мозг? Как был погребен? Ответа нет, но концовка тем не менее — вот она. Я уверен. А фильм в пещере — неправильный, ложный, поддельный, дезинформирующий вздор (но ради чего и от кого?). Вот остаток настоящего фильма. Да, многое еще отсутствует. Еще отсутствует миллион лет. Не говоря уже о всех путаных и взаимоисключающих моментах, продолжающих сосуществовать в теле фильма, а также пропусках и прочем, но эти противоречия и отсутствующие отрывки есть и в воспоминаниях о моей собственной жизни. Быть может, как раз это и пытался сказать своим фильмом Инго: такова неразбериха человеческого разума, и не только моего. А может, и только моего, ведь фильм, кажется, снят для меня и только меня одного, но при этом разве в той пустой версии, которую я недавно видел, Инго не сказал, что до меня были и другие зрители, и не намекнул, что другие зрители будут и после? Так что я вообще уже ничего не знаю. Но знаю одно: вот он, конец. Так что, возможно, смогу додумать и остальное. Пока что я знаю вот что:

Глава 80

Фильм кончается через миллион лет, в будущем. Люди давно вымерли. Основное существо на планете — гиперразумный муравей. Всего один. Все остальные муравьи — те же самые нормальные тупые муравьи нашего времени. В смысле, конечно, не тупые, потому что муравьи, спору нет, интересные и таинственные насекомые, как я и говорил, et chetera, но этот самый умный муравей знает исчисление, интегральное исчисление и умеет летать, но не как крылатые муравьи. Этот умеет летать на истребителе, который построил собственными руками. А, и у этого муравья есть руки. Четыре. И две ноги. В общем, этот муравей, почему-то назвавшийся Кальцием (намекая на свои калькуляционные навыки?), хоть остальные животные не настолько умные, чтобы вообще понимать идею имени, господствует на планете. Но даже со всей своей властью, особняками и драгоценностями он очень одинок, потому что ему не с кем разделить жизнь. Какое-то время он живет с муравьихой, которую звал Бетти (и искренне любил), но она не представляет, что происходит, просто то и дело пытается вернуться обратно в колонию, тыкаясь в стены особняка. В конце концов он ее отпускает и смотрит вслед под песню Пола Саймона — кажется, «Зови меня Эл», которую, по размышлении, наверняка взяли из-за этих строчек:

Меня беречь ты будешь,

Чтоб о тебе я пел.

Тебя звать буду Бетти,

И, Бетти, если хочешь,

Зови меня Эл.