Муравьиная карусель

– Бдю за подозрительным летательным объектом, – язык ворочался с трудом. Голову стянуло тугим обручем боли. Маленькие круглые таблетки не только не помогали – пытались свести Четвёртую в могилу.

Бес покачал головой, глядя на её попытки не растечься лужей по не очень тщательно вымытому полу:

– Поднимайся, горе. У нас построение.

Четвёртая стиснула пальцами виски. Внутренности черепа пульсировали и просились наружу. Она впилась в ладонь отросшими ногтями и с опаской покосилась на эморегистратор. Браслет, плотно обхватывающий левое запястье, смирно мигал стабильно-желтым огоньком. Корявая линия на мониторе плясала в опасной близости от высшей границы нормы, но эта позиция была привычной и для Четвёртой, и для её эм-эра.

– Я на карантине, – выдохнула она.

Бес провёл ладонью по коротко остриженным волосам. На подбородке пробивалась черная щетина. На построении Бес снова отхватит за расхлябанный вид, но ему не привыкать:

– У тебя два предупреждения. Опять в карцер загремишь.

Четвёртая покаянно уткнула глаза в пол. Предупреждения были. Бесу от её неявки влетит не меньше, но бдел он не из шкурных интересов.

Четвёртая тяжело вздохнула и протянула руку.

Ладонь Беса оказалась огромной, жёсткой и восхитительно-холодной. Он рывком вздёрнул Четвертую на ноги, коротко боднул её лоб своим и отстранился.

– Кипятошная, – Бес нахмурился и растерянно помялся с ноги на ногу. – Таблетки давали?

– Давали. Но думаю, это был крысиный яд. Палочка меня ненавидит, – из ноздри позорно потекло. Четвёртая шмыркнула носом. – Она думает, я грохнула стеллаж с её склянками.

– А ты, разумеется, не при делах? – глаза Беса весело блеснули.

Четвёртая замерла, вспоминая хруст стекла под подошвами, ядрёный лекарственный душок и последующий побег по пустым ночным коридорам и поспешно закивала. Мир качнулся, взорвался новым приступом боли. Руки Беса вовремя сцапали её за ворот формы.

Система оповещения закашлялась, подавилась невнятными шипящими фразами. Ремонтники каждый год божились наладить динамики. Менялись курсанты, менялся техперсонал, неизменной оставалась лишь клятва починить барахлящую аппаратуру. В жилом бараке, втихую от инструкторов, делали ставки, суждено ли этим обещаниям сбыться.

Четвёртая готова была биться об заклад, что в коридорах административных зданий тоже держат тотализатор. Трещотка бы точно держала. Бессовестно подзуживая подопечных, пуская слухи, играя на ставках. Но Трещотка была своей. Клеточницей, сменившей цвет формы, но не успевшей перекрасить нутро.

Искать смысл в шипении и бульканье было бесполезно. Главное становилось понятно и без слов – построение начнётся с минуты на минуту и опоздавшим придётся несладко.

Бес тихо выматерился, подхватил Четвёртую подмышки и поволок. Она честно пыталась перебирать ногами. Заторможенно и невпопад чужим шагам. Совсем как давешняя муха.

Бес нёсся напролом, сшибая подвернувшихся под ноги опаздывающих. Его эм-эр попискивал, выпадая в красную зону. Четвёртая сгребла в кучу все остатки костей в организме, вывернулась из огромных ладоней и остановилась. Она потянула Беса за ворот, заставляя нагнуться и заглянула в почерневшие от разъехавшегося зрачка глаза:

– Возьми себя в руки.

Радужка выцвела до привычной грозовой серости. Зрачок сузился. Бес моргнул и кривовато улыбнулся.

– Прости. Внутри всё в кашу.

Четвёртая кивнула. Она понимала, что за раздрай царит в душе предводителя. Построение вне расписание могло означать лишь одно – из Питомника привезли цыплят.

***

Шеренга петлилась и плющилась как дохлая змея на обочине дороги. Четвёртая почти не шаталась. С двух боков её прижимали соседи по строю, сзади в пояс крепко вцепилась Бесова рука.

Прокалённый бетон жёг даже через толстые подошвы ботинок. Четвёртая пошевелила пальцами ступни. Мизинец ответил болью. Утром на нём проклюнулась очередная мозоль, сейчас превратившаяся в мягкую, наполненную жидкостью шишку. Снова придётся прокалывать. Бес будет бухтеть и требовать показаться Палочке, курятник из соседних комнат картинно попадает в обморок от омерзения. Четвёртая пошлёт всех к застенным родичам и неделю будет ходить в мокрых от сукровицы носках, из упрямства не заматывая прорванную мозоль пластырем.

Пальцы, цепляющие за пояс, напряглись, словно Бес подслушал её мысли. Четвёртая осторожно обернулась и поймала остекленевший взгляд серых глаз. Чужой эм-эр пискнул.

Натянутый изнутри как тетива, Бес готов был лопнуть в любой момент. Сорваться в красную зону прямо посреди построения. Это совсем не походило на обычно выдержанного и спокойного предводителя. В горле пересохло. Четвёртая завела руку за спину и обхватила ледяные пальцы Беса своими – пылающими не хуже бетона под ногами.

Под кожу пробрался привычный озноб. Этот холод не могло вытравить ни палящее летнее солнце, ни плотная ткань формы. Холод, вопреки логике, жёг, призывал выть и рваться из собственного промёрзшего сознания, кусать руки, ломать ногти о стены. Холод служил предвестником безумия. Всадником Апокалипсиса, несколько десятков лет назад перекроившего все карты старой цивилизации.