Муравьиный лев

Я уже собираюсь рысью подняться по ступенькам и зайти в крошечную проходную, как появляется секретарша. Ее зовут Секретарша — другого имени я ей дать не могу и не желаю. Ей лет двадцать пять. Она очень маленького роста, носит джинсы, темную куртку и кепку под Мао Дзе Дуна. Она лесбиянка и напоминает вечно злого пингвина (даже походкой). Любовница ее в отъезде уже три месяца, и поэтому она часто стонет, как ей уже хочется секса. При этом она издает пронзительный звук Ааааааа!» и сжимает руками свои толстые бедра и таз. Секретарша — невыносимое существо. В последнее время она страшно действует мне на нервы (а с ними надо поосторожнее — они не могут растягиваться дальше определенной длины). Ее работа — отвечать на звонки и подготавливать нам заказы, то есть бумаги с перечнем инструментов, которые мы должны будет снять с полок и упаковать. За каждым новым заказом нужно идти к ней. Когда мы закончим заказ — нужно принести ей бумаги обратно. На них теперь будет отмечено количество заказанных инструментов, которые мы нашли. А те, которых на складе в данный момент нет — просто зачеркнуты.

Она обычно сидит за своим столом с удивительно кислой и мрачной рожей. Как будто она сейчас упадет замертво от испепеляющей ее злобы. В начале она не обращала на меня внимания, а теперь — поняв, что я не бываю трезвым и никогда никого не слушаю (только притворяюсь, что слушаю!) — она стала цепляться ко мне с каждой мелочью. Изводить меня всякой ерундой. Двести раз в день я проигрываю в голове замечательный, культовый фильм: в нем я заскакиваю в ее офис, который она делит с подонком–начальником и опускаю ей на фуражку принтер или что–нибудь тяжелое со склада. Например, упаковку в десять дисков для циркулярной пилы или гвоздодер. Крик удивленного ужаса и… лесбийский пингвин с грохотом валится со своего стула. Это отучит ее от излишнего внимания к моему незадачливому стилю жизни. Тем более, что пока что я еще не совсем обленился — пока что работаю хорошо и не делаю много ошибок.

Секретарша — единственная девица на нашем складе. И не только на нем! К нашему складу примыкает второй — где хранятся елочные игрушки и всякая всячина для праздника Хэллоуин. Там тоже горбатится десяток мужиков. То есть, это значит, что в Секретаршу влюблены все, кроме гомосексуалистов. Сколько десятков раз наш ядреный и грязный мужской туалет сотрясался от фальцета стонов: это бушевали оргазмы в честь нашей Секретарши! Точнее, в честь вызванного воображением ее образа. Я сам стонал пару раз (заглушив стоны периодическим спусканием воды), хотя и ненавижу эту бабенку.

Секретарша груба и неприветлива до неприличия. Недавно она получила неприятные вести от доктора — у нее рак какого–то таинственного женского органа. Естественно это не прибавило ей дружелюбия. Она стала совсем невыносимой. Я, уважая ее хворь, пытался не обращать внимания на все ее придирки и даже не огрызался. Но все равно…эта особа переходит все границы!

Вот мы встречаемся около лестницы. Я приветливо здороваюсь с ней. Она не отвечает — проходит мимо и начинает ковылять вверх по лестнице к двери. Потом оборачивается — и хриплым голосом: «Сигарета есть?». У меня всегда есть. Особенно когда дело касается молодой женщины, которая прихворнула чем–то онкологическим. Я вручаю ей «Мальборо». Спасибо? Этого я и не ждал. Она часто просит у меня сигареты, но совершенно пренебрегает «спасибами». Вместо этого она закуривает, харкает, длинно сплевывает чем–то желтым и, уронив зажигалку, хрипло ругается: «Ёб твою мать, блядь, сука ебаная» Это она не мне — это она зажигалке. Я поднимаю ее, передаю ей и вдруг слышу тихое «спасибо». Я поражен! Будто бы и не она сказала, а небо внезапно разошлось и оттуда из щели тихо прошепелявил сверкающий, масленый ангел. Такое случается не каждую неделю. Если она уже с утра так добра ко мне — день обещает быть не таким уж гнилым. Хотя посмотрим… Может, это у нее просто микро–судорога эпилептическая случилась, а тогда человек теряет разум и что угодно может сказать. Даже «спасибо»

Вообще, на этом складе, у меня настолько часто стреляли сигареты, что в конце концов я распустил слух, что у меня инфекционный гепатит (в тот день я пил исключительно персиковый сидр и у меня было игривое настроение) Это был мой триумф! Как я рассказывал! Какие подробности и полные оптимизма слова: «Ничего–ничего, я буду жить! Главное — это хорошо питаться и принимать нужные лекарства… ничего, ничего, друзья — я выкарабкаюсь из этого рва!»

Люди притихли. В столовой, я слышал, произошла даже маленькая экстренная конференция — они решали: рассказать ли эту чрезвычайную подробность начальнику, чтобы он меня выставил, или же дать бедняге шанс продолжать работать в этом отстойнике. Мне дали шанс, но уже никто и никогда не просил у меня сигарет.