Мургаш

Добри долго не мог успокоиться. Мы молча стояли в десятке шагов от остальных. Я слышала его тяжелое, прерывистое дыхание и чувствовала себя в этот момент настолько виноватой во всем, что едва сдерживалась, чтобы не разреветься. Вдруг кто-то сзади обхватил меня за плечи и прижал к себе:

— Привет, Лена!

Голос был приглушенный и незнакомый.

— Привет! Только я тебя не знаю.

— Быстро же ты забываешь друзей!

Я освободилась от объятий и повернулась к говорившему. В темноте трудно было разглядеть его, тем более узнать.

— Ты потише, не кричи…

Добри наклонился ко мне и произнес:

— Ворон!

И тут я бросилась к незнакомцу и обняла его.

— Дечо!

— Я — Владо. Ну и здорово же ты нас сегодня напугала!

Радость встречи быстро заслонила все остальное.

2

Мало кого из людей я любила за свою жизнь так, как любила Дечо. Он был не просто хорошим партийным и молодежным руководителем. Он был еще и хорошим, сердечным человеком, с которым можно поговорить о чем угодно, который внушал доверие с первого взгляда, которому можно излить душу, зная, что, как ни тяжелы тебе откровения, их выслушивает товарищ, на которого можно положиться.

К Дечо Стефанову не подходили слова «любимец молодежи». Он был для всех товарищем и братом, его любовь к людям была такой большой, что у него не оставалось времени подумать, что существует любовь, которую можно разделить с одним человеком.

Когда мы ходили на экскурсии, его всегда окружали юноши и девушки. Обласкивая всех, он не замечал в то же время девичьих взглядов, искавших в его глубоких добрых глазах нечто большее, чем товарищеская нежность.

Встретилась я с Дечо снова только через месяц в комнате деда Андрешко. Посмотрела на новый пуловер Дечо с высоким воротником, с узором серого цвета на груди и неизвестно почему подумала: это девичий подарок.

— Какой хороший пуловер! Кто тебе его связал?

По его лицу пробежала улыбка:

— Одна девушка.

— Хорошая она?

— Хорошая. Да только видишь, что со мной случилось?

Он повернулся. Вся его спина была голая. Оказывается, они ночевали в загоне для скота. Развели огонь и улеглись около него. Проснулся Дечо с таким чувством, будто по его спине ползают миллионы муравьев. Он повернулся к костру, чтобы раздавить их, и подскочил. Огонь высушил мокрую одежду, и она начала постепенно тлеть.

— Теперь рассердится девушка, что не сберег ее подарок. — В голосе Дечо улавливалась легкая насмешка.

— Ничего, Дечо, она тебе новый свяжет, если только она хорошая…

В третий, и последний, раз я увидела его весной. С Теферичем мы пошли на встречу с Добри за Осоицами, к старым вербам у реки.

Сыпал мелкий дождь, и от этого ночь казалась еще темнее. Мы добрались до места, и Теферич постучал двумя камнями, которые поднял по дороге. Через мгновение Добри перескочил через ручей и быстро подошел к нам.

— У меня еще там дело есть. А сюда скоро подойдет еще один товарищ. Ты с ним знакома. Он подаст сигнал, вы его встречайте и ждите здесь.

Мы со Стефаном подошли к большой дуплистой вербе и прислонились к ней. Ствол был мокрый, листья не спасали от дождя. Съежившись, я ждала человека, который должен был вот-вот появиться.

Вскоре послышались легкие, осторожные шаги. Кто-то постучал три раза камнем о камень, Стефан ответил, и навстречу нам зашагал высокий стройный мужчина. Это был Дечо. Стефан отошел шагов на двадцать и встал на пост. Мы остались вдвоем. Его рука легла на мое плечо. Мы долго молчали. Дечо заговорил первым:

— Ты знаешь, мы с Добри часто говорим о вашей Аксинии. — Я посмотрела на него. Лицо его было мечтательное, на нем играла улыбка. — Ты знаешь, Лена, наша жизнь проходит в тюрьмах и лагерях, в борьбе и испытаниях, она такая, какой и должна быть. И вдруг однажды ты начинаешь понимать, что чего-то тебе не хватает. Не хватает тебе двух голых ручек, которые могут обнимать тебя за шею, голоска, который тебе говорит «папа», детской радости, когда ты приносишь кусок сахару… Счастливые вы с Добри!.. Что бы ни случилось с вами, вы после себя оставите след в жизни. Оставите Человека! А я не могу. Сначала была тюрьма, потом лагерь, потом собрания по ночам, а теперь горы… Один я остался, Лена…

Я нашла его руку, мокрую и холодную:

— Ты не один, Дечо…

— Знаю… У меня есть Добри и ты, есть друзья, есть и ваша дочь, но… иногда человек становится собственником. Ему хочется иметь собственную, свою дочь… Ты знаешь, когда мы спустимся с гор, я женюсь.

— На ком? Может, на той девушке, что связала тебе пуловер?