Мургаш

Группа полицейских, плотно окружив десятерых партизан со связанными за спиной руками, вошла в Негушево. Полицейские, держа палец на спусковом крючке винтовок, грубо покрикивали на арестованных. Ленко рассчитал верно. Никому и в голову не могло прийти, что достаточно одного движения рук, как веревки спадут, и что в карманах «арестованных» лежат пистолеты и гранаты.

Группа достигла центра села и здесь неожиданно рассыпалась. «Охрана» и «пленники» бросились к общинной управе, к корчме, где собрались засидевшиеся допоздна пьяницы. Через десять минут уже горели общинные архивы. Оружие общественной силы перешло в руки партизан, а пишущая машинка пополнила походную канцелярию батальона.

Обе группы, посланные на задание, вернулись почти одновременно. Радость была велика. У нас появилось продовольствие.

Командиры обнялись на прощание, и батальоны двинулись каждый в своем направлении…

4

Рассвет 26 апреля застал нас в горах. Путь лежал через реку Искыр к Црна-Траве.

Со вторым батальоном пошли Педро, Митре, Цветан и Миле.

Утро выдалось влажное, туманное, погода быстро портилась. От солнечных дней, проведенных в Жерковском дере, остались одни воспоминания.

Ко мне подошел Педро. При проверке выяснилось, что недостает одного партизана — новичка из Локорско. Как телеграфно-почтового чиновника, мы собирались назначить его радистом батальона, после того как раздобудем рацию. Спросили о нем товарищей. Оказалось, что с ночи его никто не видел. Видно, испугался и убежал.

Я посоветовался с товарищами из штаба батальона, и мы решили перенести лагерь в овчарни на Драгуне. Плохая погода неожиданно оказалась нашим союзником — густой туман укрыл нас, как ночная темень. Высланная вперед группа доложила, что там никого нет, и мы расположились под навесом.

На Драгуне мы должны были оставаться до вечера 28 апреля, пока не вернутся наши разведчики.

Еды у нас было всего на два дня. Я приказал интенданту уменьшить пайки вдвое.

— Это что, все? — не выдержал один из новичков при виде своей порции мамалыги на обед.

— Это еще только цветочки, — ответил Стоян. — Когда дают так много мамалыги, кричи «ура». До настоящего голода еще далеко…

Дезертировавший телеграфно-почтовый работник уже на второй день, 27 апреля, пришел с повинной в полицию и Локорско. Специально прибывший из Софии высший полицейский чиновник долго и детально его допрашивал. Но по установившемуся у нас правилу о предстоящих действиях знал всегда ограниченный круг лиц. Потому и на этот раз полиции не удалось узнать, куда направлялись наши батальоны. Сведения предателя лишь подтверждали данные полицейской разведки о том, что мы находимся в кольце блокады.

26 и 27 апреля кольцо из солдат, жандармов, полицейских и членов общественной силы окончательно замкнулось. Разведчики донесли, что на каждом мосту, у каждого брода выставлены засады и группы наблюдения. Группа Христо Рускова, которую мы выслали на разведку, несколько раз натыкалась на засады и вступала в перестрелку.

Стало ясно, что враг готовится к наступлению, однако не предпринимает пока ничего, опасаясь, что может вспугнуть нас и тем самым обречь на провал генеральный план уничтожения партизан.

Утром 28 апреля по Локорскому каналу прибыл начальник штаба зоны Здравко Георгиев. Он сразу же спросил:

— Где Янко?

Янко ушел из Жерковского дере с группой наших связных, и, где он находился в данный момент, я не знал.

— Есть новые распоряжения…

Задачи бригады изменились. Вместо того чтобы отправляться к Црна-Траве, мы должны были установить связь с батальоном Ленко и двигаться к Родопам, а там действовать с партизанами Пловдивской и Пазарджикской повстанческих оперативных зон. С этой целью туда направлялись и другие партизанские части из Западной Болгарии.

Мы немедленно послали людей отыскать батальон Ленко, назначив встречу с ними 1 мая на горной турбазе «Владко».

Я и Калоян сидели у огня в одной из хижин и обсуждали план будущих действий бригады, когда вбежал запыхавшийся Миле:

— Лазар, по гребням от Локорско и Кремиковцев двигаются колонны…

В бинокль я увидел солдат. Их было больше сотни. С ними шесть пулеметов и три миномета. И очевидно, это еще не все силы противника. Вступать в бой не имело смысла, поэтому я приказал всему батальону отходить через реку Елешница к селу Ябланица.

Одна группа ушла вперед, чтобы поскорее занять перевал через Ябланский хребет и прикрыть нас на случай нападения. У перевала нас встретили двое из группы охранения и доложили, что все в порядке.

После часа такого перехода, несмотря на холодный ветер, все были мокрыми от пота.

На Ябланском хребте я отдал приказание Стефчо отвести колонну на северный склон и сделать там привал. Мы с Калояном остались наблюдать за передвижением противника. Солдаты издалека выглядели маленькими, словно игрушечными. Видимо, они нас не заметили и решили, что дальнейшие поиски партизан бессмысленны.

Утром 29 апреля мы приблизились к северной окраине Ябланицы. Педро с несколькими бойцами пошел выяснить обстановку в селе, а мы остановились, дожидаясь, когда подойдет весь батальон.