Мурка-моряк

Начиная с этого дня между Муркой и коком установились странные отношения. Вроде бы и дружные, а вроде бы и нет. Когда кок появлялся днём на палубе, Мурка смотрел на него безучастно, как на пустую бочку. И крайне неохотно разрешал себя погладить. Но трижды в день он прикидывался преданнейшим другом кока: в полседьмого — во время завтрака, в двенадцать — в обед, и в восемь — во время ужина. Есть-то ведь надо, а накормить мог только кок. Отсюда и возникла эта дружба по расписанию.

Кок не входил в число истинных друзей Мурки. К ним принадлежали на первых порах капитан, второй механик, два матроса и я. Потом к нам присоединились радист и мастер лова. С этими людьми Мурка затевал шуточные драки, ходил за ними по пятам и слушался каждого их слова, даже в том случае, если на него сердились. Кость, полученная от капитана, была ему дороже, чем обед из двух блюд, которым кормил его кок. Вот и разберись тут в душе собаки, в её понятиях о верности и благодарности.

Итак, Мурка впервые позавтракал в море. Увидев, что миска уже пуста, он залаял. Не дружелюбно и не заискивающе, а требовательно. Ему дали ещё. Но пёс и не притронулся к еде. И снова залаял — на этот раз жалобно.

Потом мы научились понимать значение этого лая. Псу хочется пить, хочется пресной воды. А самому её на корабле не добыть. Если в море забудешь накормить собаку, это не беда: она что-нибудь украдёт. Но о пресной воде забывать нельзя — это закон.

И Мурке дали воды. Пил он жадно. А напившись, словно забыл о коке и тут же побрёл на палубу.

Было чудесное солнечное утро. Море сверкало. Килевая струя блистала, будто золотой ручей. Волн почти не было. А вокруг, до самого горизонта, простирался под ясным синим небом синий простор. Со всех четырёх сторон нигде не было видно ни островка, ни полоски берега.

Мурка положил передние лапы на поручни и посмотрел на море. Глаза у него стали сонными, веки смыкались. Он протяжно зевнул. Ему стало скучно. В жизни он не видел ничего более неинтересного, чем эта безбрежная равнина. Ни деревца, ни дома, ни сада. Лишь вдали пролетела одинокая чайка. И бесконечно катились волны — маленькие серые холмы. Даже запах моря казался скучным его чуткому носу.

Говорят, что собаки не различают цвета. Думаю, что так. Лишь этим можно объяснить, что такие умные животные остаются равнодушными к красоте моря.

В конце концов Мурка положил голову на лапы и заснул.

Чуть погодя его увидел капитан, поднявшийся на командный мостик.

— Спишь, пират! — крикнул он псу.

Мурка тотчас вскочил, встряхнулся и кинулся на голос друга. Он промчался сквозь коридор на корме и, добежав до капитанской каюты, начал скулить под дверью. Но никто ему не ответил. Мурка кидался в разные стороны, принюхивался, искал и кончил тем, что протяжно и жалобно завыл.

Голос капитана послышался сверху. Но наверх, на мостик, вела почти отвесная железная лестница. Мурка пытался взобраться по ней, но, сколько ни разбегался, неизменно сваливался вниз, добравшись лишь до середины. Такие трапы не рассчитаны на собак.

Через несколько минут после того, как Мурка перестал выть и скулить, я отправился на мостик и сразу наткнулся на Мурку. Кроме того, я нашёл там капитана, вахтенного штурмана, двух рулевых и второго механика.

Я решительно не мог понять, как собаке удалось взобраться по такому отвесному трапу, и потому спросил:

— Как Мурка очутился на мостике?

Никто не ответил.

— Да уж он, словно дитя, плакал, — сказал наконец со стыдливой улыбкой второй механик. — Вот я и сгрёб его под мышку да втащил наверх.

Мне это не понравилось. Скверная привычка Мурки — таскать в зубах всякие вещи — могла тут привести к неприятностям. И я сказал об этом.

Но механик лишь повторял упрямо:

— Словно дитя, плакал.

— Он может унести бинокль, — сказал я, — может пробраться в штурманскую рубку, где карты, и тогда будет худо.

Штурман, не отнимая от глаз бинокля, возразил:

— Ну что он унесёт? Собака тоже понимает.

Мурка же, вдруг почуявший во мне врага, свернулся клубком у ног капитана и насмешливо взглянул на меня:

«Говори сколько хочешь! Только ты тут не хозяин».

По правому борту показался еле видный берег острова Готланда.

Датские проливы

Неподалёку от Готланда на нашем курсе появился маленький шведский пароход «Михель Свенден». Он шёл с севера — наверное, из Туру. Вёз он лес. В течение многих часов мы шли рядом, всего в нескольких десятках метров один от другого.

Мы с любопытством наблюдали за молчаливой деловой жизнью на чужом корабле.

Как-то раз, когда я следил за сменой рулевых на командном мостике, наш матрос крикнул:

— Смотрите, ребята, чёрная свинья!

И он показал рукой на волны. Я направил в ту сторону бинокль. «Чёрной свиньёй» называют дельфина. Его жирная тёмная спина показалась около самого корабля, а потом, исчезнув, появилась чуть впереди. Дельфин плыл быстрее нас.

Мурка, снова прибежавший на палубу порезвиться, тоже уставился на него. Но он не мог сообразить, какому зверю принадлежит эта чёрная спина, и потому, тявкнув дважды из чувства долга, замолк.