Мурный лохмач (СИ)

– Это верно, – согласился месье Куку. – А вторая новость?

– А вторая в том, что Ле Гран Фушюз в строжайшей тайне от всех готовит мощный удар по мятежникам и всем, кто как-то связан с ними, – мрачно объявил НуарТун-Тун. – Его старьёвщики ждут судного дня, когда будут праздновать получение огромного количества воспоминаний и устроят пир поглощения боли и страданий. Я слышал их разговоры.

– Как же он собирается отследить причастных к мятежу? – пробормотал Люрор.

– Об этом они не говорили, – пожал плечами Нуар Тун-Тун. – Такое можешь узнать у него только ты.

– Главное узнать это до того, как я попаду под раздачу, – кивнул первый советник.

Некромант и его старьёвщик завершили переход, оказавшись в какой-то ветхой, бедной и маленькой комнатке. Её незамысловатое убранство они созерцали из недр скрипучего платяного шкафа, к которому и привёл межпространственный тоннель.

– Этот дом в предместье Сен-Марсель оформлен подставным лицом на подставное лицо. Здесь просто идеальное место для тайных опытов: знать сюда носа не кажет, кромешники тоже предпочитают обходить стороной место, неприятное для них в плане энергетики. – пояснил Люрор, выйдя из шкафа. – Я бываю здесь кране редко и осторожно, чтобы не оставлять заметных следов.

Нуар Тун-Тун тоже вышел из шкафа вслед за некромантом, осматривая ветхое жилище.

– Здесь хорошо скрываться какому-нибудь мелкому жулику, но что здесь делаем мы? – спросил он.

– Крупные жулики? – рассмеялся Люрор, толкнув тростью следующую дверь.

За ней располагалась небольшая пустая комната под потолком которой висело плотное тёмное облако, напоминавшее кокон, из которого вот-вот выйдет загадочное имаго.

– Ты создал «козла отпущения»?! – догадался Нуар Тун-Тун.

– Не я, – усмехнулся Люрор. – Эта сущность сконцентрирована из энергии разрушения, которой Ле Гран Фушюз наводнил Париж на стороне живых. Я только придал нужную форму. Скоро наш «козлик» созреет, я преподнесу его кромешникам, а они своему хозяину.

– Хитро! – покачал головой Нуар Тун-Тун. – Я бы посмотрел на это действо. Особенно, когда выяснится, кто должен, как говорится, «отвечать за козла».

– У тебя будет место в первом ряду! – пообещал Люрор.

***

Ничего не подозревая об этом, Базиль шёл по платановой аллее в Люксембургском саду. Часто бывая на стороне живых, он мог сравнить, как одно и то же место Парижа выглядит по ту и по эту стороны, каждый раз убеждаясь в том, что суть никогда не меняется. Красота может увядать, внешний вид утрачивать прежние формы, но аура, душа вечна и прекрасна. Здесь, в Потустороннем Париже, где на первое место выходила, как раз самая суть явлений и обитателей, это ощущалось особенно ярко. Сухоцветы, гирлянды из увядшего плюща и врастающие в сумрак стволы мёртвых платанов только усиливали романтический флёр Люксембургского сада, навевая мысли о том, что среди всеобщей энтропии незыблемым оплотом остаётся только любовь. Базилю казалось, что ею дышало всё вокруг.

У фонтана оборотень остановился, примериваясь, как лучше подобраться к статуям нимф, которые активно пили воду из кувшинов. В шутку он так и назывался: фонтан сильно пьющих нимф. В складках одежд одной из них должна была храниться записка Клодины. Базиль осторожно, чтобы не упасть в небольшой водоём, пробрался к статуям, каждая из которых выглядела как настоящая девушка в человеческий рост. После того как записка была найдена и прятана в карман, Базиль живописно расположился между нимфами, обняв каждую за талию, и сказал, философски глядя вдаль:

– Всё, как в жизни: две нимфы и сатир.

В этот момент одна из нимф крепко сжала его запястье в своей мраморной руке и строго сказала:

– Вы арестованы, гражданин сатир! Пройдёмте!

Базиль удивлённо взглянул на неё и рассмеялся.

– С каких это пор сатирический подход к любви стал преступлением?! – спросил он, но нимфа промолчала в ответ, крепко сжимая его руку в своей.

К тому же постамент, на котором стояли статуи и сам Базиль, неожиданно пришёл в движение, быстро опускаясь под воду, будто норовя утопить всех находящихся на нём.

– Эй! – вскликнул оборотень, тщетно пытаясь высвободить руку. – Мы так не договаривались! Вы перепутали! Я же сатир, а не русал!

Статуи обычно оживали только в одном случае: если чья-то душа была перенесена некромантом внутрь изваяния (случалось, что внутри статуй замуровывали и настоящие живые тела). Делалось это в наказание за какие-нибудь проступки. Обычно, для того, чтобы искупить вину и освободиться, наказанные были способны на всё. Нимфа, схватившая за руку Базиля, кажется, относилась именно к этой категории, поэтому спорить и противиться было бесполезно. К тому же, Базиль уже догадывался, кто именно из славной компании некромантов мог сыграть с ним такую шутку, поэтому оборотню было даже интересно, чем же закончится это опасное приключение. Постамент погружался в воду, но вовсе не для того, чтобы утопить «сатира». На самом деле он будто провалился в какое-то потайное помещение, находящееся под землёй.