Мурочка, или Менелай и Елена Прекрасная

- Да! Да! – Лютик уже распаковывал большие коробки, с его именем на маленьких карточках, и в восторге смотрел на дополнение к железной дороге, которая уже пересекала практически всю большую комнату и огибала светлый диван. Дед Мороз добавил несколько железнодорожных составов и даже депо. Лютик обнимался с коробкой и ни на минуту не вспомнил о своём «настоящем» письме Деду Морозу. Несмотря на его веру в перерождение, Агата опасалась, что Лютик будет всё-таки ждать маму, но, видимо, перспектива собрать новенький состав увлекла мальчика больше.

- А что это? – Ярослав якобы удивлённо глядел на небольшую коробку. – Написано: «Арнольду»…

Арни неуверенно протянул руку и в следующую минуту молча, с каким-то благоговением, смотрел на коробку с заветными буквами и набором цифр – вожделенный сотовый телефон с набором функций, памятью и экраном, телефон, о котором он и мечтать не смел, но всё равно хотел.

- Я же плохо окончил четверть, - сказал тихо и как-то растерянно.

- Может, Дед Мороз не в курсе? - Агата.

- Ему не важно, как ты окончил четверть, он верит, что год ты закончишь хорошо, - Ярослав.

Машенька не дождалась своего подарка, яркую каталку - жёлтого жука, который трещал и топал лапками. Она уснула на руках у мамы, скинув всё-таки бантик, её светлый волосики вились, и она не могла разделить восторга от чудес Нового года ни с братьями, ни с родителями, ведь каждый день для неё был сродни этому празднику – с подарками и открытиями.

Пришла очередь Агаты, и она смотрела на серьги с рядом белых и бордовых камней, и на такой же кулон на тонкой цепочке.

- Это же не бриллианты? – она растерянно смотрела на зелёный бархат.

- Брильянты, Мурочка, - он улыбнулся в широко, как блюдца, распахнутые глаза. – Не переживай так, тут камушки не больше трети карата и чистоты две трети.

- Аааааааааааа, - девушка не поняла, что это значит, но звучало довольно пренебрежительно, поэтому она позволила Ярославу вставить в свои уши серьги и надеть цепочку, и долго любовалась собой в зеркало, пока довольный мужчина застёгивал на левом запястье новые часы – его слабость. Ярослав любил часы, коллекционировал, часто участвовал в аукционах и тратил на них порой неразумные деньги. Эти были раритетные, выпущенные в СССР и прекрасно сохранившиеся.

Следующего подарка с маленькой табличкой «Ярославу» мужчина не ожидал никак, он развернул тубу из ватмана и долго рассматривал коллаж из фотографий за последние полгода, надписи детскими руками, кое-где с ошибками – Лютик, отпечатки маленьких ладошек и ножек, надпись же на разноцветном листке бумаги гласила: «Лучшему папе».

- С днём рождения, - сказала девушка. – Это от всех нас.

Он молчал, пытаясь спрятать подступившие слезы.

- Не очень-то весело, когда день рождения первого января… - Мурочка, сочувственно.

- Спасибо.

- Тебе понравилось? – недоверчиво Лютик, это была его идея, он видел такой плакат в доме Антона, и ему понравилась идея. До этого года у Лютика не было человека, которого он считал бы папой, называть называл, но не считал. Но этот большой мужчина, который катал его летом на квадроцикле, разрешал искупаться в холодном море, пока не видит мама, и позволил дружить с Цезарем, стал ему папой, поэтому идея с подобным плакатом пришлась ему по вкусу, и в течение пары недель они корпели над ним всей семьёй, по очереди отвлекая Машеньку, которая стремилась во что бы то ни стало принять участие в творческом процессе.

- Конечно, конечно понравилось, Лютик. Я просто уверен, что я никогда в жизни не получал подарка лучше, - мужчина не лукавил, и это удивляло его самого.

Он повесил ватман в своём кабинете и любил рассматривать его, Антон, зайдя в комнату, оценил по достоинству творчество новой семьи партнёра.

- Своих-то не собираетесь родить?

- Да вроде нет…

- А чего? Можно уже и о своих подумать. Хорошая разница будет с узкоглазым твоим, да и с дочкой.

- Думаешь?

- А то… подумай, успеть-то ты успеешь всегда, но не век же чужих нянчить, свои – они по-другому чувствуются.

Детские песни звучали громко, на весь дом, Машенька маршировала и пританцовывала под них, смешно виляя попкой и выписывая сложные па ручками. Агата маршировала вместе с ней и заливисто смеялась, так же громко, как играла музыка. Арни закатил глаза и, недовольно фыркнув, поднимался к себе, столкнувшись с Ярославом.

- Что там? – мужчина уснул в обед вместе с Машенькой и проснулся только от топота и орущего из динамиков: «На танцующих утят…»

- Танцы.

- Балерина растёт, - мужчина, улыбаясь, спустился вниз и теперь стоял в широком дверном проёме, любуясь на двух блондинок. Постарше и помладше, обе были с волосами светло-пшеничного цвета и молоденькие.

Он присоединился к танцующей Мурочке, потому что спокойно смотреть, как она задорно крутит попкой в красных – а каких же ещё? – трикотажных брючках под «быть похожими хотят не зря, не зря», он не мог и решил, что вполне сойдёт за бегемота, который «ничего не разберёт, но старательно поёт».