Мужичок не обратил на него никакого внимания. И тут Пашка начал понимать, в чем дело. Подошёл ближе. Да, он такое уже видел – мужичок замёрз.
Пашка огляделся по сторонам. Вроде никого. Он вытащил из рук удочку, отодрал рыбешку, примёрзшую ко льду, и снял с мерзляка шапку-ушанку.
Рядом оказался ещё ледобур – вещь полезная, но тяжёлая и приметная. Поэтому Пашка отнёс его и спрятал под опору моста, с расчетом забрать позднее.
Он ещё раз вернулся к трупу, дабы проверить карманы, как вдруг опять услышал: Мяу!
Из-под тулупа выглянул котёнок. Весь белый, с чёрным пятном на левом глазу.
Дрожащий от страха и холода. Пашка в нём сразу признал товарища. Схватил его, запихнул под телогрейку и бегом рванул в сторону дома. Спустя пол часа он был у себя в подвале. Развёл огонь в печке, вытащил котёнка и, отогрев ему рыбу на дверце печки, начал кормить.
«Мамы теперь нету, заботиться я буду о тебе. Я – Пашка, мужчина в этом доме, а ты будешь – Мурзик. Я сегодня ночью заберу ледобур и буду снабжать тебя рыбой.» Котёнок улёгся спать. Всю ночь Пашка следил за ним, ему почему-то показалось, что глаза котёнка очень похожи на мамины. Такие же зелёные с желтизной. Ну и, конечно, проникся он к нему со всей ребяческой силой. А дальше дни шли довольно похожие. Пашка добывал пропитание для Мурзика, так как тот наотрез не хотел есть хлеб, а Мурзик, в свою очередь, радовал Пашку играми и грел холодными ночами.
В заботе о котёнке время неслось молниеносно, не давая минуты продыху. Ведь себя прокормить – только пол дела, а вот найти съестное из кошачьей кухни в оголодавшем Ленинграде – это другой вопрос. Мурзик рос не по дням, а по часам, становясь красивым пушистым котом. Не таким огромным сметанным котом, каких Пашка видел до войны, но тоже был довольно крупным. Пашка им гордился. Под утро, когда бомбежки затихали и весь город замирал, Пашка рассказывал Мурзику о том как они заживут, когда война закончится.